режимами друг друга. Наконец, в ходе приготовления пищи правильный баланс между пятью вкусами не даст одному из них заглушить остальные. И в подобном ключе можно рассуждать и рассуждать бесконечно.

Теперь подведем итог, попытавшись взглянуть сквозь призму у син на себя самих — на человеческие существа. Как видно из приведенной выше таблицы, виды животных классифицируются по внешнему виду, а именно по типу их внешней оболочки. В рамках у син живые существа делятся на чешуйчатых, пернатых, гладкокожих, шерстистых и панцирных. В большинстве версий этой схемы человека относят к центральному классу — к гладкокожим животным. Иначе говоря, люди не только были созданы из более тонкой разновидности ци — модель у син вдобавок помещает их в центр, уравновешивающий всю систему. Но это не значит, однако, будто им приписывается биологическое превосходство в эволюционной иерархии: речь отнюдь не о лестнице совершенствования, на вершине которой находится человек, как у Аристотеля или Чарльза Дарвина. У китайцев люди располагаются не наверху, а в центре, где концентрация энергии ян наиболее высока: оттуда им легче всего приспосабливаться к окружающему миру и преображать его. У нас, людей, больше свободной энергии, а это позволяет менять места нашего обитания и подстраивать свои биологические ритмы под меняющиеся обстоятельства. От остальных живых существ (и от некоторых людей, которые ведут себя как животные!) нас отличает способность двигаться, действовать и адаптироваться в ответ на постоянные изменения окружающей обстановки.

Взаимозависимость, которую китайские философы обнаруживают в космосе и живой природе, не просто игра абстрактного или спекулятивного мышления. Как будет показано в последующих главах, китайский социальный мир также определяется через характер взаимоотношений между единицами, входящими в объединения и группы. В центре китайской этики всегда оставались две проблемы: во-первых, как охарактеризовать роль людей в их взаимоотношениях с миром и друг с другом и, во-вторых, какие стратегии управления и контроля наиболее эффективны в человеческих ситуациях, складывающихся в этом изменчивом мире.

Глава 3

Искусство управления

Древнекитайская философия пронизана элитизмом. В центре ее внимания правители, а не народ. Большую часть времени китайских мыслителей занимали фигуры, доминирующие в обществе: правитель, военачальник, мудрец, праведник, ученый, благородный муж, властитель, господин, император. «Сто школ» китайской мысли IV–III вв. до н. э. наделяли приоритетной значимостью управленческое искусство. Среди китайских мыслителей той поры, включая даже тех, кто предпочитал удалиться от соблазнов государственной службы и поменьше взаимодействовать с миром, практически не было таких, кто не имел бы собственных воззрений на то, как нужно руководить людьми и управлять обществом.

Откуда берется власть? Свойство ли это характера, прирожденный талант — или просто способность разглядеть собственный потенциал и умение побудить других к подчинению? Обусловлена ли она харизмой и умом — или же просто прилагается к должности и институции? (Учителя, например, всегда берут слово первыми, даже если им нечего сказать по существу дела.) И как правильно вдохновлять сподвижников и отпугивать врагов, защищать себя и добиваться лояльности? Следует ли быть незаметным или, напротив, лучше почаще выходить в народ? Стоит ли демонстрировать решительность, воодушевляя подчиненных своим примером, — или же предпочтительнее скрыться за высокими стенами дворцовых покоев, предоставив людям ломать голову над тем, каково ваше истинное могущество? Почему бы попросту не избавляться от несогласных (пусть даже и тайно) и не поощрять тех, кто неизменно готов заглядывать вам в рот? Как эффективнее порицать тех, кто работает недобросовестно, и какой тон предпочесть, отдавая приказы и распоряжения? Нужно ли разъяснять в подробностях, чего вы хотите добиться, или лучше хранить молчание (даже если вам есть что сказать), передавая свои идеи через посредников? Наконец, как эффективнее доносить свою мысль? Прямо и решительно — «Я думаю так-то», «Убежден в том-то», «Мое мнение такое-то»? Или обходными путями — «Принято считать…», «Мне доводилось слышать…», «Как учат нас древние…»? (Таковы, кстати, три наиболее распространенных речевых оборота, присутствующие в классическом китайском диалоге.)

Вот те вопросы, которые занимали китайских мудрецов, когда они пытались выделить свойства, отличающие правящих от подчиняющихся. Их всех без исключения заботило то, как владыке следует поставить себя, чтобы руководить или управлять с максимальной отдачей. Никто из мыслителей не сомневался в том, что власть должна была быть монархической, то есть сосредоточенной в руках единоличного правителя или номинальной фигуры, это принималось как данность. Но при этом каждый философ предлагал свою стратегию того, как следует вести себя обладателю Небесного мандата, чтобы исполнять свои обязанности наилучшим образом. Одни утверждали, что обществом должен руководить человек, обладающий моральным авторитетом: он будет служить людям достойным примером. Другие настаивали на тотальной и абсолютной власти. Кому-то главным казался вопрос о том, надо ли вообще включаться в социальную жизнь. Некоторые полагали, что лучше всего властвовать, полностью устранившись от управления, в то время как иные рекомендовали править неявно и косвенно. И если идеалисты сочиняли концепции совершенного общества, то реалисты, созерцая реалии Сражающихся царств, в которых им выпало жить, видели в политике искусство возможного здесь и сейчас.

Позиционируя себя

В китайскую политическую философию проще всего входить оттуда, где она зарождалась, а именно с поля боя. Как указывает философ и синолог Роджер Эймс, китайские военные тексты сами по себе являются «прикладной философией». Почти все древнекитайские философы и теоретики размышляют о приемах ведения войны и черпают аналогии из военной сферы. Наряду с конфуцианцами, легистами и представителями прочих школ, военные эксперты составляли отдельную группу специалистов, кочующих из государства в государство и предлагающих советы и наставления. Поскольку в то время военное искусство было в большой цене, не приходится удивляться тому, что китайская военная тактика и китайская политическая стратегия взаимно оплодотворяли друг друга.

Главный дошедший до нас китайский трактат по военной стратегии — «Искусство войны Учителя Суня» («Сунь-цзы бин фа»), также известный как «Искусство войны». Этот текст можно читать как образцовое техническое и психологическое руководство по ведению боевых действий (и в этом качестве его до сих пор изучают в военных академиях по всему миру). Но в «Искусстве войны» можно увидеть намного больше, если подходить к нему как к трактату о стратегии как таковой. Управлению людьми в книге уделяется не меньше внимания, чем использованию оружия: она содержит стратагемы, образы и метафоры, которые применимы к самым разным сторонам жизни.

«Искусство войны» (первоначально до нас дошла версия из тринадцати глав, а найденный в 1972 г. манускрипт добавил еще пять) описывает методы ведения боевых действий. Там обсуждаются экономика войны и психология конфликта, а также предлагаются советы относительно шпионажа и сбора данных. Интересно, что на роль Сунь-цзы претендуют как минимум два исторических персонажа: