— Я попрошу их поделиться, — теряя терпение, сказалполковник. — Но в любом случае будет неплохо, если вы мне объясните, почему вашдруг заинтересовался именно группой полковника Савельева.

— Я же вам сказал, что действительно не знаю, — ответилВладимир Владимирович, — но подозреваю, что кто-то попросил его занятьсяпоисками группы Савельева и исчезнувших документов. И попросили на достаточносолидном уровне.

Возможно, это либо СВР, которых эти документы должны оченьинтересовать, либо литовское правительство, чрезвычайно заинтересованноематериалами группы Савельева, либо разведки третьих стран. Последнее я исключаюполностью.

— Почему?

— Дронго никогда не станет искать материалы КГБ для разведкидругой страны. Это исключено. Поэтому остаются только два заказчика: либоЛитва, либо Россия. Согласитесь, что к Литве они имеют гораздо большеотношения, чем к России. Хотя, с точки зрения разведки, для вторых они,наверное, несколько ценнее.

— В общем, он обычный наемник, — презрительно произнесполковник, — кто ему больше заплатит, тому и служит.

Его собеседник вспыхнул, хотел что-то возразить, нопередумал. Просто отложил вдруг свою палку и как-то грустно усмехнулся.

— Значит, вы ничего не поняли, полковник. Дронго никогда небыл наемником.

Вы сказали, что мой портрет висит в Ясеневе. Ондействительно там есть. Но вот портрета Дронго там нет, хотя он долженнаходиться на самом видном месте. Этот человек сделал больше, чем целыеинституты.

— Риторика, Владимир Владимирович, схоластическая риторика.Возможно, у него и имелись заслуги в прошлом. Но только в прошлом.

— В восемьдесят восьмом году он получил тяжелое ранение,предотвратив покушение на жизнь президентов США и СССР во время их встречи вНью-Йорке. А в девяностые годы сделал больше, чем любой из бывших сотрудниковПГУ. Вам не кажется, что мы должны испытывать хотя бы чувство благодарности ктакому человеку? Повторяю, он никогда не был наемником. Это фанатик идеи. Приего способностях и талантах он давно мог бы неплохо устроиться в любом местеземного шара, в том числе и на Западе. Поэтому не стоит обвинять человека, незная его.

— Этот человек — частное лицо, — по слогам сказал Алексеев,— причем гражданин другого государства. Пусть даже когда-то он помогал нашейразведке. И этот человек сегодня при помощи другого бывшего разведчика пытаетсяпроникнуть в государственную тайну страны. Вам не кажется, что ваша позиция,мягко говоря, не совсем правильная? Прокуратура может возбудить уголовное делопо этому факту.

— Ах, вот вы о чем! — грустно усмехнулся ВладимирВладимирович. — Да нет, думаю, прокуратура тут ни при чем. Нельзя же менявсерьез судить за звонки некоторым моим товарищам. Я, кстати, даже догадываюсь,кто именко из них решил, что я задаю слишком «профессиональные вопросы», ипоспешил доложить вашему руководству. Всегда обидно в преклонных годахразочаровываться в старых друзьях. Ну ничего, думаю, я и это переживу.

— Давайте поговорим без обид, — предложил Алексеев. — Мненужен ваш Дронго. Я хочу с ним встретиться. Вчера мы пытались прослушать вашубеседу, но вы поставили дешифратор. Правда, нам все-таки удалось установить,откуда был звонок. Но когда мы туда приехали, дома никого не оказалось. Дверьломать не стали, проверили инфракрасным излучением. Квартира была пуста.Догадываюсь, что и вы приложили к этому руку. Но сейчас я прошу вас — найдитеего. Он мне необходим.

— Вы можете мне сказать, что происходит?

— Несколько месяцев назад у своего дома был убит мойколлега, мой друг, переехавший сюда из Литвы. Полковник Лякутис. Мне порученорасследование этого дела. Мы считаем, что оно каким-то образом связано сдеятельностью группы Савельева на территории Литвы летом девяносто первогогода. И хотя Лякутис непосредственно не работал с документами, он тем не менеекоординировал деятельность группы по своей линии. Поэтому мы и хотим знать:может, его убили именно за это?

— Понятно, — задумчиво сказал Владимир Владимирович. —Вполне возможно, что и Дронго ведет свое самостоятельное расследование. Но ядействительно не знаю, где он находится в данный момент. Хотя сильноподозреваю, где он объявится потом и кого именно начнет искать.

Алексеев посмотрел на него. Он ничего не спросил, простопосмотрел.

— Погибший действительно был вашим другом? — уточнилВладимир Владимирович.

— Да, — кивнул Алексеев.

— Сколько человек входили в группу Савельева? Четверо? Выможете назвать мне их имена?

— Зачем? — удивился полковник.

— Считайте это платой за информацию. Если мне вдруг позвонитДронго, я постараюсь обменять вашу информацию на его. И, кстати, укажу вамточное место поисков самого Дронго. Кроме того, вы ничем не рискуете: по вашимданным, Савельев и Семенов уже давно мертвы.

Алексеев подвинул к себе чистый лист бумаги. Нахмурился.

— Здесь не торгуются… — начал он, но, заметив укоризненныйвзгляд Владимира Владимировича, резко сменил тон. — Савельев, Лозинский,Семенов, Потапчук, — назвал он имена, — последние двое были «ликвидаторами».

— Я так и полагал. Поэтому все сведения проходили под грифомдокументов «особой важности».

Владимир Владимирович задумался, ушел в себя. Алексеевтерпеливо ждал.

— Проверьте, — наконец сказал Владимир Владимирович, — небыло ли у Савельева друзей в группе советских войск в Германии. Близких друзей,очень близких. Или родственников. Это может помочь вам в поиске.

— Спасибо, — кивнул Алексеев.

— И свяжитесь со Службой внешней разведки, — предложилВладимир Владимирович, — мне кажется, они тоже заняты подобным поиском, простоне афишируют.

— Обязательно, — кивнул Алексеев, — мы уже проверили. Понашим данным, Лозинский живет на Украине, мы попросили сотрудника нашегопосольства связаться с ним. Он где-то под Киевом.

— И все-таки это дело скорее разведки. Там все-таки чистоагентурный материал, — сказал, вставая, Владимир Владимирович.

Полковник тоже поднялся, чтобы проводить гостя, и в этот моментзазвонил телефон. Он извинился, подошел к столу, поднял трубку.

— Я понимаю, — сказал глухо, — спасибо за сообщение. Да,конечно, мы будем ждать. — Он положил трубку. — Ваш Дронго к тому же и убийца.Его и еще одного человека видели в деревне, где проживал Лозинский. Последнийубит. Это меняет дело, не правда ли?

— Правда, — согласился Владимир Владимирович, — но Дронго неубийца. А вас я хотел все время спросить. На стене в этом кабинете раньше виселпортрет Феликса Эдмундовича Дзержинского. Вы не знаете, где этот портретсейчас?