– Из-за тебя он все кости переломает, – упрекнула Варвара.

– Следить за людьми – нехорошо.

Она кивнула.

– Заметил частный сыщик… М-да. Надеюсь, он не притянет к нам неприятности, просто ищет приключения на свою задницу. В местную школу, наверное, ходит…

Мне было безразлично, какое заведение посещает этот мелкий шкет. Хоть Пажеский корпус Его императорского величества. С этой минуты пацан пропал – видимо, решил не злить. Мы стояли на краю участка, со всех сторон окруженного скалами. Под глыбами камня чернели провалы – из них обильно произрастал бурьян. Возвышались холмы – осторожно приблизившись, мы обнаружили, что это отвалы, сюда ссыпали глину с землей из ковшей экскаваторов. За десятилетия глина спрессовалась, обросла зелеными шапками, отвалы превратились в полноценные холмы. К скалам лепились остатки деревянных конструкций, они разваливались, ветшали. Сохранилась бетонная ротонда, врытая в землю. Охранная вышка давно надломилась и рухнула, ветра нанесли на нее глину, семена крапивы, которая обильно плодилась и зеленела. Валялся ржавый металлолом – куски труб, стального профиля. Распался на части съеденный коррозией рольганг, какие-то тележки. В глинистой почве чернели расщелины. Разбегались тонкие «паутинки», словно трещины на лобовом стекле автомобиля. Входить на территорию не было смысла. Каждый шаг по этой земле сопрягался с риском провалиться в подземную шахту. Варвара ногой счистила грязь с искореженного жестяного листа, валяющегося в груде мусора. Буквы практически стерлись: «Стой, запретная зона!»

– Пошли отсюда. – Варвара передернула плечами. – Тут как-то неуютно, согласись?

Я согласился. Если мне самому крайне неуютно, то каково ей с ее-то тонкой душевной организацией?

– Давай до кладбища прогуляемся, – предложила Варвара. – Потом вернемся в дом. Не будем без нужды мозолить глаза.

– Тебе нельзя на кладбище, – напомнил я. – Я помню твою реакцию…

– Кладбище кладбищу рознь, – наставительно сказала Варвара. – Тот погост был перегружен черной энергетикой – тому есть масса причин: люди, умершие насильственной смертью, наркоманы, преступники, дети, люди, не доделавшие земные дела и терпящие страдания после смерти… Давай пройдемся, Никита. Если что-то не в порядке, я сразу пойму.

На деревенском кладбище царили мир и покой. Ветер утробно гудел в кронах берез. Погост был опрятный, большинство захоронений – ухоженные. Сорняки топорщились только вдоль тропинок, в остальных местах их старательно выкашивали. В старую, западную часть кладбища мы не пошли – там было глухо и заброшено. Людей хоронили здесь – на восточной опушке.

Варвара бродила среди могил, всматривалась в изображения на надгробных плитах, читала даты рождения и смерти. Я сидел на пригорке, курил, наблюдал за местностью. Алкоголика Ваньку из двадцатого дома уже похоронили – церемония проходила южнее, на склоне к реке. Отрыдали плакальщицы, небритые мужики зарыли домовину. Священника не было. Участники похорон по одному покидали компанию, спускались по дорожке к мостику. Двое мужчин оперативно опустошили бутылку водки, закусили конфетками, неумело перекрестились и тоже засобирались. Очевидно, дружки усопшего. У могилы на коленях сидела разбитая горем женщина в черном платке. Она пустыми глазами смотрела на свежий холмик. Мужчина с седыми волосами склонился к ней, что-то сказал, взял за локоть. Женщина зарыдала, повалилась грудью на могилу. На помощь пришли две женщины. Безутешную мать подняли, повели в деревню. У нее подкашивались ноги. Несколько раз она порывалась вернуться, но ее не пустили. Процессия растянулась по мостику, втягивалась в деревню. На кладбище, кроме нас, никого не осталось. Я вдавил окурок в сырой бугорок.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Как ни странно, неплохо, – отозвалась Варвара. – Клин клином вышибают. Всякое случалось в этой деревне, и этот случай подтверждает, – она кивнула подбородком на мостик, – но в основном здесь люди жили обычной размеренной жизнью и так же умирали. Без гнева, ярости, каких-либо «незавершенок». Никто не бесится, не пытается пробраться в наш мир. Я, кажется, возвращаюсь к жизни, – улыбнулась Варвара. – Голова работает, снова вижу вещи на тонком плане. Этим людям нечего мне сказать, не на что пожаловаться, у них все хорошо, поскольку в подавляющей массе они умерли своей смертью, в глубокой старости и сильных болей перед кончиной не испытывали. Только вот с этим мужчиной не совсем ладно… – Она остановилась перед могилой, которую венчала стела с выцветшей пятиконечной звездой, закрыла глаза, замерла и немного побледнела. – Спокойный хороший парень, умер в девяносто третьем, похоронен дальними родственниками, поскольку родители к тому времени уже скончались… Воевал в Афганистане и незадолго до вывода войск участвовал в своем последнем бою. Они охраняли колонну грузовых машин, идущую к границе, когда подверглись минометному обстрелу… – Варвара явственно скрипнула зубами, я приготовился реагировать. Но она расслабилась – отпустило. – Многие погибли, его ранило, потом осколок извлекали из брюшной полости. Комиссовали, вернулся в родную деревню, работал на стройках в Кундусе, даже женился, впрочем, ненадолго. Потом осложнения начались после ранения… В общем, все закончилось плачевно, но в своей смерти он никого не винит, даже советское правительство, отправившее его на войну… Кто-то приходил на эту могилу не так давно, – Варвара открыла глаза, – водку пил, стакан оставил.

Я вздохнул, достал очередную сигарету. Как-то странно, но на этом кладбище было спокойнее, чем в самой деревне, среди живых. И компания здесь, похоже, подобралась приличная. И какое счастье, что в силу своей «необразованности» я не умею общаться с душами умерших!

– А вот здесь захоронена семья Злобиных, – снова послышался голос Варвары, – Федор Тимофеевич и Анна Степановна. Похоже, дед Василия после смерти жены зарезервировал себе местечко рядом с ней, облегчил, так сказать, работу Василию.

Я подошел, стыдливо пряча за спину тлеющую сигарету. Два скромных могильных холмика, невысокая стальная оградка. Одна могила сравнительно свежая, другой уже много лет. Все опрятно, лаконично, даже траву вокруг захоронения подрезали неделю назад. Федор Тимофеевич – 1931 года рождения, супруга – младше на год. Простые русские лица, никаких вычурных эпитафий. Я невольно исполнялся симпатии к этим людям – всю жизнь тащили свой воз в глубинке, жили как могли, сына вырастили (возможно, непутевого, но неплохого и совестливого), перед смертью никого не мучили и даже наследство какое-никакое оставили.

– Ну, и чем тебе не нравятся подобные захоронения? – пожал я плечами. – Спокойно спят, никого не трогают, земли здесь вдоволь.

– Ну да, скоро это кладбище будет больше, чем сама деревня, – вышла из оцепенения Варвара. – Ты прав, здесь места всем хватит. Цивилизация сюда никогда не доберется…

– Я читал, что в Индонезии для покойного строят во дворе целое сооружение. Потом сжигают вместе с этим «домом». Они считают, что прах надо обязательно развеять над водой. Тогда душа проходит через две стихии – огонь и воду – и с гарантией освобождается от телесных оков.