Та подумала было, что ей сейчас же придет конец от коньяка,однако в голове помутилось только в первое мгновение, а потом волшебным образомпрояснилось: настолько, что она перестала трястись, всхлипывать и нервнодергать веками, обрела власть над мыслями, справилась с заплетающимся языком идаже смогла более или менее связно пересказать Валерии все, что происходило впоследние дни.

– … Про завещание? – Альбина рассеянно снимала с волосхлопья пены. – Нет, я про него и сама не знала. Тетя Галя говорила что-то вэтом роде, но раньше. А в последнее время и правда наши отношения как-то такнапряглись… И потом, я думала, что по закону будет наследницей моя мать. Ониведь с тетей Галей родные сестры. А этот листочек, заверенный нотариусом, нашлипри обыске, под тети-Галиным матрасом. Там были и документы на квартиру, и всетакое. Ну и после этого ко мне еще пуще прицепились. Господи, да я эту квартирувместе с этой Москвой… – Она хохотнула. – Велика ценность!

– Ну, об этом твоем отношении никто ведь, кроме тебя, незнает, – рассудительно сказала Валерия. – А додуматься до такого москвичу нетолько трудно, но и невозможно. К тому же твой знакомый опер небось и впрямьстолько навидался на своем рабочем месте, что его трудно винить вподозрительности. Чего бы он тебе ни наговорил.

– Ага, – покорно кивнула Альбина. – Много чего наговорил,это уж точно. Например, что только с моих слов можно составить портретыпредполагаемых убийц. Предполагаемых, заметь! Вообще он был так осторожен ввыражениях по отношению к ним, будто боялся права человека нарушить. Зато намой счет не стеснялся высказываться… Так вот относительно этих мерзавцев. Нисоседи их не видели, никто. Так что еще неизвестно, был ли мальчик-то. А если ибыл, то, вполне возможно, не мужик лет тридцати с восточными чертами лица и ещеодин, среднего роста, в дубленке, а вообще какие-нибудь толстый и тонкий,Гаргантюа и Пантагрюэль… В смысле, еще не факт, что я их точно обрисовала –могла ведь и соврать. Что тут скажешь? И правда – у того, второго, я моглаописать только дубленку, да ботинки, да белый платок. Ну и голос, да и тот былприглушен платком. А если он, к примеру, переоденется и заговорит с другойинтонацией – я ведь его в упор не узнаю!

– Ладно, со вторым все ясно, – кивнула Валерия. – Но этотНаиль… имя, конечно, татарское, но совсем даже не факт, что это его имя, еговедь, кроме тебя, видела эта твоя подружка из универмага, не так ли? Ивозможностей разглядеть его подробно у нее было не меньше, чем у тебя. Тыдогадалась сказать в милиции про эту Катерину, или как ее там?

Альбина снова сползла на дно ванны, так что пена подняласьдо подбородка.

– Догадалась, а как же! – буркнула зло. – Почему ты думаешь,что я такая уж тупая? И они, заметь, в этом отделении тоже востры оказались. Неполенились съездить в универмаг, выдернуть Катюшку прямо из витрины идопросить. Надо полагать, у Бузмакина разрыв сердца случился от такогосвятотатства! Не сомневаюсь, что Катюшка здорово от этого допроса пострадает.Ну а мне дорога в универмаг, само собой, закрыта, тут и говорить нечего!

– Не отвлекайся, – нетерпеливо сказала Валерия. – Итак,допросили ее. И что?

Альбина вздохнула.

– А ничего. Она сказала, что никакого Наиля в глаза невидела.

– Как это? – Валерия высоко вскинула брови.

– Да так уж. Ну, пялился на нас сквозь витрину какой-топарень, но ведь каждый день кто-нибудь да пялится. Разве упомнишь всех? А послеработы мы с ней пошли, дескать, в разные стороны: она на метро, а я не знамокуда.

Валерия усмехнулась.

– Я так и думала. Уж очень настойчиво она обращала на этогопарня твое внимание, уж очень старалась тебя настроить, чтобы поехать с ним. Идаже сама села в машину, чтобы тебе легче было решиться. А это может означатьтолько одно: что Катюшка этого самого Наиля прекрасно знает, более того – весьдень по его наводке действовала. Да нет, погоди бледнеть! – махнула она рукойна Альбину, которую и впрямь, несмотря на курящуюся паром воду, опять пробралозноб. – Не думаю, что Катюшка знала, какая участь тебе уготована. Этот Наильмог ей чего-нибудь наплести: мол, умирает, хочет с тобой познакомиться, аробеет подойти… что-то в этом роде. Поднес ей цветочки, коробку конфет, кпримеру…

– Катюшка шоколада не ест, – мрачно перебила Альбина. – Унее от шоколада аллергия страшнейшая.

– Что, судороги начинаются? – усмехнулась Валерия. – Ну, нешоколад – духи, а то и просто баксовую бумажку сунул. А когда нагрянуламилиция, Катюшка смекнула, что милая и приятная шуточка кончилась для тебяплохо, и рванула наутек. Вряд ли стоит ее так уж строго судить.

– То есть ка-ак?! – ахнула Альбина.

– Осторожно, не захлебнись! – схватила ее за плечо Валерия.– Еще только твоего трупа в этом деле не хватало. Представляешь? Тогда твойушлый оперок запросто сможет меня обвинить в организации всей этой жуткойцепочки. Понимаешь, о чем речь? Кто-то же убил через окно Рогачева – так,кажется, его называли? – под которым нашли недоделанного транса. Кто-то жепослал к вам этих двух убивцев! И все из-за транса, бесследно исчезнувшего!Кому же он так насолил, интересно?

– Интересно, – кивнула Альбина. – А он и вправду исчезбесследно. Если сначала милиционер еще пытался мне как-то поверить, то, побывавв соседкиной квартире, сразу перестал. Нет, говорит, там никаких следовпребывания постороннего человека, тем более – раненого. И никаких следовборьбы, которые бы свидетельствовали, что оттуда кого-то силой выволокли. Тоесть он имел в виду, что и это вранье. А если эта женщина… ну, транс этот,почуял неладное и сбежал еще раньше, чем бандит пришел за ним? Тот явился – аквартира пуста. И что это означает: нет следов пребывания раненого? Там что,окровавленные бинты на полу валяться должны? Так это ведь только в кино бывает.

– Не только. – Валерия, охнув, поднялась с низенькойтабуретки. – Все ноги отсидела. Пойду приготовлю чего-нибудь на ужин, а тывылезай, хватит мокнуть. Думаю, после такой парилки тебя никакая пневмония невозьмет!

И, сунув Альбине огромное розовое полотенце, она ушла,сопровождаемая, как всегда, шелестом шелка и перезвоном серебра.

Альбина постояла под душем, а потом благоговейно обернуласьдушистым розовым облаком. Поглядела на халат, который предстояло надеть. Боже,какие красивые вещи! До чего же отличается жизнь Валерии от ее жизни… откоторой теперь и вовсе остались одни осколки…