— Как угодно, — пожал плечами Криспин. — Но яничего не могу гарантировать, если позволю ей слезть с лошади. Она на редкостьковарна. — С этими словами он так сильно сжал талию Софи, что вывел ее изоцепенения и вынудил заерзать в седле и продемонстрировать несговорчивый нрав.

Капитан понаблюдал за проявлением строптивости и решилпересмотреть приказ.

— Хорошо, ваша светлость, я думаю, если вы возьмете насебя труд доставить ее в тюрьму лично, никто не поставит мне это в вину. К томуже мои люди будут охранять вас, так что сопровождение восьми солдат ей будетобеспечено.

— Это лишь та малость, которую я с радостью сделаю длясвоей страны, — поощрительно улыбнулся Криспин и исподтишка причинил Софитакую боль, что она взъярилась не на шутку. — Я очень благодарен вам за эскорт,поскольку от нее можно каждую минуту ожидать какой-нибудь подлости.

— Да уж, — согласился капитан и приказал своимлюдям выстроиться в боевой порядок вокруг лошади Криспина. Только двое из нихбыли на конях, они заняли место в авангарде. Остальные шестеро взяли пленницу вкольцо, чтобы помешать ей ускользнуть в темноте, если бы ей вдруг удалосьсоскочить с лошади.

От вялости Софи не осталось и следа, тем более что Криспинне давал ей расслабиться, крепко обхватив за талию. Когда они выехали с заднегодвора, его хватка еще более усилилась, и она обернулась к нему, чтобывозмутиться.

— Нет необходимости причинять мне еще большую боль, чемвы уже сделали! — сердито прошипела она. — Вы…

— Тихо, — перебил ее Криспин, даже не глядя в еесторону. Все его внимание было сосредоточено на троих стражниках, прикрывающихправый бок лошади.

— И у вас хватает наглости затыкать мне рот послевсего, что вы сделали… — захлебнулась от негодования Софи.

Криспину достаточно было еще сильнее стиснуть ее, чтобызаставить замолчать, однако последовавшие события усмирили ее сами собой. Ещесекунду назад они размеренным шагом ехали в окружении стражников и вдругстремительно выскочили из их кольца. Редкие прохожие остолбенели на тротуаре,наблюдая, как летящая лошадь очутилась на грязной обочине, даже не сбившись сшага. Грязная жижа фонтаном разлетелась в стороны, и зеваки невольнорасступились, давая дорогу сказочному Пегасу и его двум всадникам.

Когда они не только оставили далеко позади пеших стражников,но могли не опасаться и преследования всадников, Криспин нагнулся и ласковопотрепал лошадь по гриве:

— Молодец, Фортуна, хорошая работа.

— Это невероятно, — задыхаясь от восторга,промолвила Софи, но ее слова заглушил звон подкованных копыт по мостовой.

— Рано торжествовать, — мрачно покачал головойКриспин. Словно в подтверждение его слов, за спиной у них раздался отчетливыйтопот копыт.

Софи приникла к гриве лошади и обернулась. Только у одногоиз стражников был хороший скакун, чтобы продолжать погоню. Криспин соблегчением вздохнул, когда понял, что шансы равны, однако облегчение тут жесменилось досадой. Они были уже в конце аллеи, и Криспин собирался резкосвернуть в боковую улочку, как вдруг увидел прямо перед собой второго всадника.Криспин одной рукой прижал к себе Софи, а другой так сильно натянул поводья,что лошадь встала на дыбы и снова продемонстрировала чудеса воздушнойэквилибристики. Но на этот раз прыжок Фортуны был не так безупречен — заднимкопытом она угодила в шлем стражника, преграждавшего аллею, в результате чегоон оказался выбитым из седла, а Фортуна сбилась с шага.

Криспин испугался, что им придется спешиться, но Фортунаобрела равновесие прежде, чем второй всадник их нагнал. Они оказались в другойаллее, длинной и кривой, так что Софи, как ни старалась, не могла увидеть ееконца. Вернее, она видела, что аллея заканчивается глухой стеной, наступающейна них с огромной скоростью. Однако ее не оставляла надежда, что если бы этобыло так, то Криспин не стал бы пришпоривать коня изо всех сил.

Софи ошиблась. Грохот копыт позади, эхом отражающийся отстен домов, стал оглушительным, когда они достигли препятствия,представлявшегося ей смертоносным.

Она уже готова была обернуться, чтобы спросить Криспина, непридумал ли он новый трюк, чтобы выдать ее властям, как вдруг почувствовала,что тело ее становится невесомым, взмывает куда-то вверх, а потом падает наземлю.

Однако она оказалась не в грязи, а упала на что-то мягкое иживое, после чего почувствовала, как ее волокут куда-то в сторону, в какой-тоузкий проход. Едва она успела встать на ноги, как что-то проскользнуло передней, и она провалилась в темноту. Словно в чернильницу.

Софи задрожала от холода и попятилась назад, туда, откудаони пришли и где виднелась тонкая полоска света.

— Что, черт побери, вы делаете? — угрожающепрошипел Криспин. — Нам в другую сторону.

— Нет, я должна выбраться отсюда. Я не хочу здесьоставаться.

— Но и выйти вы не можете. Дюжина лучших королевскихстрелков, а не те мальчишки, которых мы обвели вокруг пальца, скоро будутздесь, чтобы устроить облаву. Обнаружить эту заднюю дверь для них — делосчитанных минут, и тогда они бросятся за нами в погоню. Пошли. — Онсхватил ее за руку и потянул за собой вперед.

— Я не могу, — ответила она, обессилев от страха. Криспинне узнал ее голоса и понял, что это означает.

Во второй раз за последние несколько дней эта женщинаудивила Криспина. Та, которую ничто не могло вывести из себя, кроме невинных,ободряющих насмешек; та, которую не беспокоила смертельная угроза оказаться вруках королевских стражников; та, которую мужчины прозвали сиреной за то, чтоона околдовывала их; она — Софи Чампьон — боится темноты! Повинуясь скорееинстинкту, нежели доводам рассудка, он обнял ее за плечи.

Софи вздрогнула от неожиданности и задрожала всем телом.Криспин вдруг со всей очевидностью понял, что ее одолевает не смешной детскийстрах, а что-то гораздо более серьезное, коренящееся где-то в глубине еепрошлого. И снова он был поражен — на этот раз внезапной острой болью,вызванной состраданием.

— Софи, — прошептал он, снимая перчатку инащупывая ее руку. — Софи, я не хотел причинить вам боль. Вы меняпонимаете?

Она отпрянула от его прикосновения. Он не видел ее лица, нослышал сбивчивое дыхание.

— Возможно, — ответила она с трудом. — Но яне могу находиться здесь.

— Закройте глаза, — сказал он тихо иуспокаивающе. — Идите за мной.

— Нет. Я не могу, не хочу… Я…

— Я все понимаю. — Криспин пытался избавить ее отстраха тем, что он всерьез признал его существование. — Но вы должныдоверять мне. Я не позволю вам сбиться с пути. Для вас это единственная надеждана спасение.

Софи была ни жива ни мертва от страха. Она никогда никому непризнавалась в том, что боится темноты. Это был единственный след детства,сохранившийся в ней до сих пор, тонкая ниточка, связывающая Софи Чампьон смаленькой девочкой, которой она когда-то была. Софи ненавидела себя за этуслабость. Октавия догадалась о ней несколько лет назад, потому что очень хорошознала Софи, но подруги никогда не говорили об этом. Софи всегда относилась кэтому как к тайне, принадлежавшей только ей.