понял, что шарить по карманам старухи ему что-то не очень хочется.

— Ничего, я не спешу, — сказал он, отводя руки за спину.

Старуха испустила вздох разочарования. Тут же сняв с шеи связку ключей, она отцепила один и протянула его поручику.

— Вот вам от чулана.

— Благодарю.

Старуха подставила щечку.

Ржевский похлопал ее по спине и пошел обратно в дом. На крыльце, забывшись, сдернул с бедер полотенце, забросив его себе через плечо.

От этой картины Авдотья Ильинична едва не хлопнулась в обморок и повисла на веревке. Лощеные ягодицы поручика один в один напомнили ей блаженной памяти зад ее сбежавшего супруга.

Глава 10. Русский человек на рандеву

В чулане Ржевский разжился пыльными штанами темного цвета, холщевой рубахой с поясом, дырявым халатом, шарфом, в нескольких местах изъеденным молью, соломенной шляпой и драными лаптями. Напялив все это на себя, он прихватил стоявший в углу костыль и спустился вниз. В таком виде он мог бы спокойно провести остаток дня (если не всю жизнь) на паперти и неплохо заработать. Но поручик не собирался просить милостыню. Его цель была куда более благородной: он хотел вернуть себе кивер, забытый в саду у Сонечки.

До нужного дома Ржевский добрался без особых приключений. Попадавшиеся навстречу прохожие сторонились сгорбленного старика в надвинутой по самые брови шляпе, хрипло кашляющего в намотанный до самого носа шарф и делающего страшные глаза всякий раз, когда кому — либо вдруг приходило в голову встретиться с ним взглядом.

У ограды Ржевский огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, перемахнул в сад. Снова осмотрелся и прислушался. Не заметив ничего подозрительного, осторожно двинулся вперед, к пруду.

Ему не сразу удалось отыскать куст, из — за которого он не так давно выслеживал Сонечку.

— Насажали ежевики, — ворчал он, обследуя один куст за другим. — Чтоб вас пропоносило!

Наконец, кивер нашелся. Ржевский любовно провел ладонью по торчавшему стрелой перу, с трудом подавив желание выкинуть к чертям собачьим соломенную шляпу, что была у него на голове, и надеть вместо нее гусарскую фуражку.

— При кивере и в лаптях, — усмехнулся он. — Хорош бы был вояка!

Неожиданно неподалеку раздались голоса. Поручик притаился и вскоре увидел Сонечку в компании некоего молодого человека в очках. Они направлялись через сад к пруду. Молодой человек был весь багровый, как будто лицо его обмакнули в ведро с красной краской. Заикаясь и заламывая руки, он горячо твердил:

— Софья Андреевна, подождите. Не исчезайте, умоляю. Выслушайте.

— Я слушаю, слушаю, — строго отвечала девушка, не поворачивая головы.

— К чему ваши сомнения, Софья Андреевна, ведь вы же знаете, как я вас… я вас…

— Что — вы меня? — передразнила Сонечка, внезапно резко остановившись, отчего молодой человек нечаянно налетел на нее и, чтобы устоять на ногах, был вынужден упереться руками ей в грудь.

Сонечка немедленно отвесила ему звонкую пощечину, впрочем, весьма иллюзорную. Но молодой человек все равно жутко побледнел, схватившись за щеку с таким видом, как будто ему только что вырвали зуб.

— Софья Андреевна, — чуть не плача пролепетал он. — Я не хотел. Ваша грудь… я нечаянно. Видит бог! Простите, я не хотел.

— Ах, Петр Григорьевич, Петр Григорьевич, какой вы, однако… Я вас, быть может, за то и ударила, что ничего-то вы не хотите.

— То есть? Как это?

Сонечка с сожалением взглянула на него, глубоко вздохнув.

— Вы, кажется, собирались объясниться со мной? Что же вы? забыли? передумали? Или мы будем опять учить спряжения каких-то там ваших дурацких глаголов? Вы в самом деле передумали со мной объясняться?

— Да… то есть… нет. Нет! — Молодой человек засуетился, стал извиваться угрем, теребить руками сюртук. — Я, Софья Андреевна, давно… вы же сами знаете… Я, как вас увидел, так сразу… В грудной клетке, знаете ли, что-то такое екнуло… сам даже не пойму… Вы, как на меня взглянете, так я… уже всё одним словом…

«Вот он русский человек на рандеву! — досадовал Ржевский, наблюдая за мучениями Сонечкиного ухажера. — Если уж вцепился барышне в фигуру, так не бросай дело посреди дороги, не робей, тяни на себя, не давай опомнится — чтоб у твоей дамы дыханье сперло, в глазах зарябило, а в голове одна страсть да любовь осталась. Эх, Петя, меня бы на твое место! Жаль, я не при параде.»

— Софья Андреевна, вы бы знали, какие у вас глаза, Софья Андреевна, — бормотал Петр Григорьевич, глядя себе под ноги. — Они у вас, как… как…

— Ну? — с придыханием произнесла Сонечка, подходя к нему вплотную. — Продолжайте, что же вы замолчали.

— Глаза у вас, такие красивые и большие — большие, как… как…

— Как у лошади! — не выдержав, подсказал из — за кустов поручик, а разволновавшийся молодой человек, уже почти ничего не соображая, радостно подхватил:-как у лошади, Софья Андреевна.

— Спасибо…

Она не слышала ничего. Ее туманный вгзляд был прикован к его трясущимся губам. Она вдруг порывисто обхватило его руками за шею.

— Скажите откровенно, Петр Григорьевич, вы могли бы ради меня прыгнуть в пруд?

— Конечно!

— Прямо в одежде?

— Хоть сейчас! — Он рванулся из ее объятий, но она не пустила.

— Вы любите меня, Петр Григорьевич?

— Я? Нет… то есть… да. Да! Как вы догадались? Я ведь ни словом…

Он продолжал что-то лепетать, вперив свой взгляд куда-то за облака. Но Сонечка опять его не слушала, занятая своими собственными фантазиями.

— Поцелуй меня, Петя, — по-семейному просто попросила она, закрыв глаза и запрокинув голову.

Молодой человек вздрогнул, судорожно сглотнул застрявшую в горле слюну и воровато огляделся по сторонам. Медленно сгибая колени, он потянулся сложенными в трубочку губами к лицу девушки. Судя по всему, он метил ей куда-то под нос.

— Ну? — шепнула она, не открывая глаз.

— Угу-м, — ответил он и, крепко зажмурившись, чмокнул ее в подбородок.

При виде этой целомудренной картины у поручика Ржевского сдали нервы. Забыв о том, что он одет, как последний оборванец, Ржевский выскочил из — за кустов. В два прыжка оказавшись возле влюбленной пары, он отпихнул горе — любовника в сторону.

— Не умеешь — не берись! — Он сунул в руки оторопевшему Петру Григорьевичу свой кивер. — На вот лучше подержи, — и, обняв Сонечку, страстно впился губами в ее влажные уста.

От неожиданности Сонечка даже не подумала сопротивляться. Она замерла в руках поручика, как тряпичная кукла. Еще мгновение — и они оказались на траве.

Тут уж Петра Григорьевича прорвало.

— Как это понимать, сударь?! — возопил он. — Кто