Ясно, что Владимир Павлович намерен всеми правдами и неправдами отравлять мое существование. Если он узнает о Сергее… «Надо уехать нанекоторое время, — размышляла я. — Может этот сукин сын немногоуспокоится (в это верилось с трудом). И от Сережи придется держаться подальше.Пройдет полгода и тогда можно будет видеться с ним в теннисном клубе, это будетвполне естественно, вдова чувствует себя такой одинокой, а туткрасавец-мужчина, и, как следствие, вдруг вспыхнувшая страсть. Сергей чересчурнетерпелив, вряд ли удасться держать его на расстоянии долгое время. Надеюсь,сегодняшний разговор произвел впечатление и он серьезно отнесется к моимсловам».

Понемногу успокоившись, я прошла в кухню, выпила чаю, апотом отправилась спать. Меня мучили кошмары и проснулась я с дурнымпредчувствием, так что нисколько не удивилась тому, что произошло утром.

Где-то ближе к обеду позвонил Шерман.

— Лилия Романовна, — надо бы поговорить, —как-то неуверенно сказал он, что было для него совершенно не свойственно,оттого и напугало.

— Что-нибудь случилось? — насторожилась я.

— В жизни постоянно что-нибудь случается. Я могуприехать?

— Конечно. Жду вас.

Он явился через полчаса, на губах играла оптимистическаяулыбка, но глаза из-под очков смотрели слишком пристально. Я приготовилась кочередному удару судьбы.

— Так что там за новости? — подавая ему кофе,спросила я, изо всех сил стараясь демонстрировать безмятежность.

— Да так, всякие пустяки. Однако известно, именно изэтих самых пустяков и состоит наша жизнь. Лилия Романовна, — неожиданносменил он тон, — почему вы до сих пор не поинтересовались, что получите позавещанию? Неужели это вас не интересует?

— Как вам сказать? — пожала я плечами. — Затри года я привыкла не думать о хлебе насущном. Но что бы там не говорилВладимир Павлович, замуж я выходила за Виктора, а не за его деньги.

— Однако будет обидно и даже не правильно ихпотерять, — серьезно сказал он. — Боюсь, Владимир Павлович настроенвесьма решительно. Он обвиняет вас в соучастии в убийстве брата.

— Это следовало ожидать, — вздохнула я.

— Конечно особенно резвиться мы ему не позволим, нокрови он может попортить достаточно. Вы не пытались договориться с нимпо-хорошему?

— Боюсь, это совершенно невозможно.

— А жаль. Что ж, посмотрим, что нам готовит грядущийдень. А вам, Лилия Романовна, надо быть чрезвычайно осторожной, о любви покаследует забыть, ежели денежки желаете сохранить.

Очень приличные, между прочим. Вы виделись с Сергеем?

— Да… — ответила я неуверенно.

— Придется со встречами повременить. Владимир Павловичспособен нанять армию частных сыщиков.

— И что это ему даст?

— Лилия Романовна, нам ни к чему очередной скандалвокруг вашего имени.

— Нам? — насторожилась я.

— Нам, то есть вам и вашим друзьям, к коим смею отнестии себя. Очень бы хотелось, чтобы эта история с убийством поскорее канула влету.

— Вы хотите сказать, что охранник под чьим-то давлениемможет дать показания против меня?

— Охранник уже никаких показаний дать не может, —вздохнул Валерий Петрович. — И я даже не знаю, хорошо это для нас илиплохо.

— Что значит «не может»? — насторожилась я.

— Сообщаю по секрету. Сегодня утром проводилиследственный эксперимент. Голицын демонстрировал где и как убил налоговикаКрутикова. В результате эксперимента… в общем, Голицын пытался бежать.

— И его убили?

— Ранен наверняка, на парапете обнаружили кровь. Онспрыгнул с моста, раненый, в наручниках, лед на реке только что сошел.

Обнаружат тело или нет — вопрос, там рядом станция, егомогло затащить… Извините за эти подробности, — кашлянув, сказал он. —Может быть воды? Вы побледнели…

— Нет. Продолжайте.

— В общем, тело могут обнаружить не скоро, а могут ивовсе не обнаружить, но то, что Голицын мертв, для меня вопрос решенный.

— И теперь, когда он мертв, Владимиру Павловичу ничегоне стоит обвинить меня в сговоре с охранником и соответственно в соучастии вубийстве?

— Не забывайте, есть признание Голицына в убийстве,собственноручно им подписанное, и там о вас ни слова. Его побег акт отчаяния.Такие парни панически боятся тюрьмы. Будем надеяться, что это дело перекочует вархив, то есть оно перекочевало бы уже сегодня, не будь вашего настойчивогородственника. Оттого я и поинтересовался, не можете ли вы с ним договориться? Влюбом случае, вы должны являть собой образец скорбящей вдовы, ну и не терятьприсутствия духа, конечно. Отправляйтесь отдохнуть, — легонько коснувшисьмоей ладони, заявил он. — Куда-нибудь к морю. Красивой женщине не к лицугрусть.

— Скажите, Валерий Петрович, муж действительно хотеллишить меня наследства? — спросила я.

— Действительно или нет — судить не берусь, —немного подумав, ответил он. — Но несколько раз заговаривал о том, чтонамерен пересмотреть завещание.

— В чью пользу?

— Вот оно что… — засмеялся Шерман. — ЛилияРомановна, оставьте эти мысли. Частным детективом может быть мужчина иликакая-нибудь старушка, например, мисс Марпл. У такой красавицы, как вы, никакихшансов. Мужчины начнут врать с три короба, лишь бы угодить вам, и каждый будетдумать о том, как затащить вас в постель, прошу прощения за вольность.

— И все же, вернемся к завещанию. Муж объяснил вампричину, по которой желал бы изменить его?

— Нет. Однако для людей, близко знавших его, и для меняв том числе, не секрет, что ваша семейная жизнь не была безоблачной.

Вы не производили впечатления счастливой пары, поэтомунекоторые… колебания в отношении завещания были понятны. В тоже время вашпокойный муж никогда не скрывал, что безумно вас любит.

— То есть получается, виновницей нашего несчастногобрака была я?

— Хотите, чтобы я повторил все сплетни на этотсчет? — хихикнул Валерий Петрович. — Я выражу мнение большинства. Выне смогли простить измены мужа, но продолжали любить его.