В какой-то момент он почти убедил себя: все дело в том, что ее дар необходим ему, чтобы найти убийцу. Но этого самообмана хватило лишь на короткое мгновение. Торманд осознавал, что его влечет к Морейн совершенно по-особому, но как именно, он пока понять не мог. Даже то, что она красива и при одной мысли о ней он начинает испытывать томление плоти, не объясняет того, что он ощутил и что испытывает теперь постоянно.

До сих пор он не стремился разбираться в своих чувствах. Зачем усложнять себе жизнь? Но видимо, в конце концов ему придется преодолеть это нежелание. Торманд не намеревался менять свой образ жизни, но он был достаточно умен, чтобы не отталкивать эту необыкновенную девушку и не отворачиваться от нее — ведь она вполне могла быть предназначена ему судьбой. Кто знает? Потом он вспомнил о списке, который посоветовал составить Саймон, и едва не застонал. Что ж, возможно, ему даже не придется просить помощи Морейн. Это вполне может сделать его прошлое.

— А почему ты думаешь, что это не ее ребенок? — спросил Саймон, в очередной раз прерывая сумбурные мысли Торманда. — У мальчишки, как и у нее, темные волосы и голубые глаза.

— Не совсем такие, как у нее, — ответил Торманд, хватаясь за изменение темы, предложенное Саймоном, как изголодавшийся хватается за брошенную ему корку хлеба. — Да, верно, что дети наследуют черты каждого из родителей, но могут и походить на какого-то дальнего предка, которого давно уже нет в живых, и все же если хорошенько присмотреться, то увидишь родственные черты. В нем я этого не заметил. И ведь он называет ее по имени. Не «мама». Зачем играть в такие игры, если все в округе думают, что это ее сын.

— Верно. Тогда чей же это ребенок?

— Я не знаю, но в нем есть что-то странно знакомое.

— Может, тебе следует пробежать по своему списку?

— Кстати, насчет этого списка. Если ты думаешь, что я могу попытаться завлечь эту девушку в свои греховные объятия, просто покажи ей этот важный обличающий документ. Один взгляд на него, и любая женщина, у которой есть хоть немного мозгов, будет держаться от меня подальше.

Торманду стало жалко самого себя, но тут до него дошел истинный смысл предложения Саймона, и он сердито посмотрел на своего друга:

— Что ты имеешь в виду, предлагая мне пробежаться по своему списку?

— Только то, что мужчина, который разбрасывает свое семя направо и налево, в конечном итоге что-нибудь посеет.

— Я всегда был очень осторожен, чтобы не «посеять» что-либо.

— Подозреваю, что многие отцы могли бы сказать то же самое.

И прежде чем Торманд смог продолжить спор, Саймон пришпорил коня, чтобы поговорить с Харкуртом. Торманд не стал догонять друга, а опять погрузился в свои размышления, хотя и с большой неохотой. В его голове был такой сумбур, что оставалось только удивляться, как он вообще способен думать о чем-то серьезном, а последняя реплика Саймона, окончательно повергла его в уныние.

Он и мысли не допускал, что Уолин его сын. Торманд знал, что всегда был очень осторожен, даже когда пребывал во хмелю. Большинство женщин, с которыми он ложился в постель, были весьма сведущи в способах, не позволявших мужскому семени укорениться.

Неожиданно слово «большинство» пристало к его мыслям, как колючка чертополоха к хвосту лошади, и сердце Торманда испуганно подпрыгнуло. Трезвый и равнодушный к его переживаниям аргумент вдруг поверг его в сомнения. Ведь он вполне мог зачать ребенка с одной из своих возлюбленных — в том случае, если бы она утаила от него свою беременность. Саймон прав. Многие новоиспеченные отцы, вероятно, считали, что были осторожны и сделали все необходимое, чтобы, доставляя женщине удовольствие, не произвести на свет потомства. Разве не его матушка сказала однажды, что только плотское воздержание может не позволить ребенку родиться. А вот воздерживаться Торманд никогда не пробовал. Эти последние несколько месяцев стали самым долгим периодом, который ему довелось прожить без женщины, — с тех пор как дочка бондаря Дженна преподала ему, четырнадцатилетнему парню, первый урок плотских утех.

Торманд выругался про себя. Саймону удалось заронить зерно сомнения в его мятущуюся душу, и вот оно проросло, а значит, теперь он не сможет вернуться к состоянию блаженного неведения или счастливого отрицания. Что ж, похоже, у него есть только один выход: выслеживая жестокого убийцу и пытаясь спасти свою шею от петли, он должен разузнать об Уолине все, что возможно. Если есть хоть малейшая вероятность того, что этот мальчик — его сын, Торманд Мюррей не вправе оставаться в стороне. Во что бы то ни стало он должен выяснить истину. Когда же Торманд осознал, что мальчик может стать еще одной ниточкой, связывающей его, с Морейн, еще одной причиной, по которой его будет притягивать к ней, он вновь чертыхнулся. Судьба явно играет с ним по своим правилам, и он ей проигрывает.

Ее сердце билось так часто, что Морейн открыла глаза. Видения на этот раз не было, но ощущения были те же. Донельзя уставшая после испытания заколкой, она кое-как дотащилась до постели и заснула как убитая. Однако что-то неожиданно разбудило ее. Что-то, что внушало ей страх.

Послышалось знакомое утробное ворчание. Лунный свет, лившийся через крохотное окошко, освещал маленькую спальню, и, подняв голову, Морейн увидела, что ее кот Уильям, припав к постели, яростно теребит когтями простыню, шерсть кота встала дыбом, и из-за этого он выглядел еще крупнее. Уильям не спускал с двери глаз, светившихся жутким желто-зеленым светом. Остальные кошки, нервно подрагивая кончиками хвостов, тоже смотрели на дверь ее спальни.

И тут она услышала скрип половиц за дверью. Сердце подпрыгнуло и застряло где-то у горла, Морейн схватила большой нож, который всегда держала под подушкой, и медленно села. Несколько раз так уже бывало — какой-нибудь болван прокрадывался в ее комнату, надеясь, что ему удастся похитить то, что она не желала отдавать по доброй воле. Но все они уходили чуть не изодранными в клочья. Правда, на сей раз интуиция подсказывала Морейн, что под ее дверью притаился вовсе не простак, потерявший голову от похоти.

Едва дверь начала отворяться, как она почувствовала приторный запах слишком большого количества роз, и ее сердце сжалось от страха. Отгоняя приступ паники, который мог заставить ее закричать, она сжалась у изголовья постели. Если ее видения точны, сейчас ей предстоит увидеть лица убийц.

Страх переполнял Морейн, но, вспомнив об Уолине, она в ту же секунду обрела холодную решимость и безудержную силу. Морейн понимала, что эти чудовища убьют Уолина, ни на мгновение не смутившись еще одной безвинно загубленной жизнью. Если ей повезет и она будет действовать быстро, то ей удастся схватить Уолина и выбежать из дома, а там, в поле или в лесу, убийцы ни за что не найдут их. Морейн взмолилась, чтобы хотя бы ради Уолина Господь дал ей шанс скрыться от этих страшных людей.

Неожиданно дверь распахнулась, и голос, который она слышала в своих снах, прошипел:

— Тише ты, олух!