Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы много гуляли – я сопровождала Филаткину в ее долгих прогулках по берегу Волги и окрестным холмам. Периодически я ловила себя на мысли, что вот так выглядит работа мечты. Свежий воздух, прогулки, крепкий сон, чистая совесть, безопасность… Правда, непонятно, какова тогда моя роль, раз клиенту никто не угрожает. Ладно, будем рассматривать это как незапланированный отпуск и наслаждаться моментом.
Как-то раз мы с Ольгой Дмитриевной сидели на склоне и беседовали о странном предмете – о мужчинах. Старушке удалось довольно ловко втянуть меня в разговор, и вот я уже горячилась, доказывая свою правоту:
– Нет, Ольга Дмитриевна, я с вами не согласна! Рассказ о ваших знакомых, конечно, необычайно поучителен, но скажу сразу: такой тип отношений для меня невозможен!
– Какой еще тип, Женечка? – лениво протянула старушка, посмеиваясь.
– Ой, только не надо делать вид, что вы никогда не почитываете журнальчики по психологии! – язвительно сказала я. – Все пожилые дамы делают это. Не надо стесняться.
– Ну хорошо, я иногда читаю что-нибудь интересное на эту тему, – призналась моя клиентка. – И что из этого?
– Тогда вы знаете, что отношения между мужчиной и женщиной строятся по трем вероятным схемам. Упрощенно это выглядит так: женщина выступает в роли матери, дочери либо равноправного партнера.
– Вот не понимаю, как это женщина может быть дочерью, – надула губы старушка.
– Да бросьте, вы столько раз видели такие пары. Она вся такая воздушная, такая беспомощная! Губки бантиком, ресницы хлопают. «Дорогой, я, кажется, опять забыла отнести вещи в химчистку. Ты ведь на меня не сердишься, лапочка?» – передразнила я воображаемую красотку.
– И мужчина бросается защищать свою девочку, – усмехнулась Филаткина. – Готов носить на руках, осыпать подарками.
– Да, и говорит: «Не забивай свою хорошенькую головку мыслями о деньгах. Я позабочусь обо всем!»
– Между тем как девочка умеет считать денежки не хуже профессионального бухгалтера, – подхватила Ольга Дмитриевна.
– Просто ей так удобнее, вот и все. Приятно, когда ответственность за все взваливает на себя кто-то другой. Но я бы так не смогла.
– Ну хорошо. А роль матери?
– Такие пары вы тоже видели. «Милый, ты поел? Дорогой, тебе не дует? Зайчик, тебе не пора продлевать страховку у машины? Да не беспокойся, я сама договорюсь со строителями. И сантехника вызову тоже. Работай спокойно, милый!»
Ольга Дмитриевна заразительно рассмеялась.
– Да, Женя, на вас это непохоже.
– Для меня неприемлемы такие отношения, – мрачно повторила я. – Мой избранник должен быть для меня не папочкой и не сыном, а равноправным партнером. Я обязательно должна его не только любить, но и уважать. Иначе ничего не получится.
– Мне кажется, наш милый сосед не вызывает у вас большого уважения, но определенно вызывает интерес, – стреляя глазами в мою сторону, проговорила Филаткина. Да уж, старушки проницательны, как рентген!
– Ольга Дмитриевна, я думаю, мы здесь надолго не задержимся. Так что я не строю никаких долгосрочных планов. Тем более связанных с Альбертом Генриховичем.
– А вы знаете, что он прямо сейчас на нас смотрит? – вдруг воскликнула Филаткина.
Я подавила желание вскочить и достать бинокль. Вместо этого я спросила:
– И где же он?
– У вас за спиной. Только очень далеко. Сидит на холме с какой-то штукой на трех ногах… да, мольберт. И, кажется, рисует нас!
– Это надо немедленно прекратить, – сказала я, вставая.
Дюрера я обнаружила не сразу – он удобно устроился выше по склону.
– Посидите здесь, только никуда не уходите, – попросила я Филаткину, а сама направилась к художнику. Альберт Генрихович был очень увлечен процессом, но при виде меня отложил кисть и встал. На соседе были чистые джинсы, черная майка и шляпа по типу ковбойской, даже с кожаным шнуром под подбородком. Я бесцеремонно обошла художника и заглянула через его плечо, чтобы увидеть кар- тину.
Это был вполне себе реалистический пейзаж, выполненный с несомненным мастерством и поразительной точностью. Вот синеет лента Волги, плывут легкие облака. А вот две женские фигурки на склоне, маленькие, как куколки, но определенно можно узнать Ольгу Дмитриевну и меня.
– Зачем вы нас рисуете, да еще без спроса? – поинтересовалась я.
– Вы были так далеко, не хотел вас беспокоить, – признался живописец. – А что? Я вас чем-то обеспокоил?
– Не люблю, когда меня рисуют, – призналась я. – Да и моя кли… моя тетя тоже не в восторге.
Альберт взял кисть, набрал зеленой краски и быстро замазал наши фигурки на холсте. Теперь нарисованный склон выглядел безлюдным и пустым – на нем явно чего-то не хватало.
– Жаль, – вздохнул художник. – Нарушилась композиция. Ничего, нарисую каких-нибудь овец.
– Где вы возьмете овец?
– Придумаю, – пожал плечами Дюрер. – Я же все-таки художник.
– А я думала, вы учитель.
Легкая судорога пробежала по лицу Альберта, и он нехотя ответил:
– Так уж сложились обстоятельства. Еще несколько лет назад я и в страшном сне бы не мог увидеть, что работаю в школе.
– Что же случилось несколько лет назад? – не удержалась я от довольно бестактного вопроса.
Художник помолчал, потом очень вежливо ответил:
– Я бы предпочел не распространяться об этом. Может быть, когда-нибудь я вам и расскажу, Женя…
К тому моменту мы уже называли друг друга по именам, хотя и на «вы».
– Ладно, как хотите, – я пожала плечами. – Тогда еще вопрос: почему ваше лицо кажется мне знакомым?
Альберт молчал, методично вытирая кисти ветошью, но я не отставала.
– Мы с вами когда-то пересекались? У меня отличная память на лица, проф… просто очень хорошая. Но вас я вспомнить не могу. Я точно видела вас раньше, но убей гром, не помню, при каких обстоятельствах. Или вы тогда выглядели немного иначе?
– Простите, Женя, я не могу ответить на ваш вопрос, – очень серьезно произнес художник. И я отступила. Не имею привычки бросать дело на половине дороги, но тут я вдруг поняла, что лучше не настаивать.
– Извините, что испортила вам картину, – пробормотала я, отводя взгляд.
– Да ничего. Это ведь я сам ее испортил, – улыбнулся сосед. – Нарисую овец, и все будут гадать, откуда они взялись. Возможно, это улучшит картину и повысит ее ценность на рынке произведений искусства.
Мы взглянули друг на друга – и одновременно рассмеялись.
– Идите, Женя, я не в обиде. Ваша… тетя вас заждалась. Но вдруг я встречу вас в лучшем настроении и вы позволите сделать пару набросков…
– Пару набросков… с меня? – уточнила я.