– Врет он все. Давно уже нагреб там целый мешок драгоценностей, цацек всяких. А эти железки – так, для прикрытия.

Альберт Генрихович искренне рассмеялся и предложил:

– Приходите завтра на раскоп, посмотрите сами.

В этот момент Коля медленно сполз со стула и повалился на пол.

– Ой, блин, печет как, – кряхтел мужик, держась за живот.

– Коля, ты чего? – ахнула Зоя.

Я подскочила к лежащему и повернула его лицо к свету. Кожа была холодной и липкой, на ней выступил пот, зрачки сжались в точку. Тронула руку – под моими пальцами пульс частил, срывался.

– «Скорую»! – крикнула я. – Быстро вызовите «Скорую»!

– Да нет тут никакой «Скорой», – рассеянно пробормотала Зоя. – Фельдшер в больничке.

– Бегите за ним, – скомандовала я и тут же принялась действовать. – Чего стоите, помогайте! – бросила я Дюреру. Но мой идеал мужчины повел себя не лучшим образом – позеленел и попятился к двери.

– Он умрет, да? – странным, жалобным голосом произнес Дюрер.

– Черта с два! – оскалилась я. – Тогда уйдите, не мешайтесь!

Помощи ждать мне было не от кого – Филаткина прижала ручки к щекам и растерянно моргала, сосед выглядел так, будто сам был близок к обмороку, Зоя побежала за помощью. Не знаю, как, но мне удалось быстро влить в Николая два литра жидкости, а затем вызвать рвоту. Мне приходилось оказывать первую помощь не раз и не два, хотя отравления не по моей части. Но тут даже не надо было медицинского образования, чтобы понять – это цикорий пошел Коле не впрок.

Без малейшей брезгливости я возилась с больным до прихода фельдшера. Альберт дрожал в углу, странно поглядывая на меня, а потом выскользнул за дверь на свою половину. Надо же, с виду такой мужественный красавец, а на деле – тряпка, а не мужчина!

Интересно, что сказал бы по этому поводу Аркаша. У попугая до сих пор всегда находилась цитата к случаю.

Фельдшер оказался толстой женщиной в цветастом халате. К тому моменту, когда она пришла, делать ей было уже нечего. Я успела промыть Коле желудок, растолочь с десяток таблеток активированного угля и дать больному. Резь у него прекратилась, пульс пришел в норму. Коля лежал на полу, слабо икал и матерился.

– Нормально все, – выдала заключение фельдшерица, осмотрев больного. – Оклемается мужик. В рубашке родился. Повезло, что знающие люди рядом оказались, – тетка бросила уважительный взгляд в мою сторону. – А чего пили-то? Бимбер, поди, самогонку из картошки?

– Цикорий, так его, – простонал Коля.

– Может, в больницу его? – предложила я.

– Да нормально все, – отмахнулась фельдшер. – По нашим дорогам только хуже растрясете. Обошлось.

– Обошлось, – сказала я и отправилась мыть руки.

Альберт Генрихович появился спустя час, когда Коля, бледный, но живой лежал на высоких подушках супружеской кровати. Зоя хлопотала возле мужа. Ольга Дмитриевна скрылась в своей комнатке – старушке понадобилось прилечь.

Красавец-мужчина робко заглянул в комнату. Увидев меня, жилец смутился, но все же вошел на хозяйскую половину и спросил:

– Как здоровье Николая?

– Вашими молитвами, – усмехнулась я. Надо сказать, сосед здорово упал в моих глазах. И что я в нем находила раньше?

Учитель помялся и несмело произнес:

– Наверное, вы считаете меня тряпкой, Евгения?

– Какая разница? – я пожала плечами. – Главное, что с Колей все нормально. Вы же не врач.

– Понимаете, у меня фобия, – признался жилец.

– Что, простите?

– Фобия, – чуть слышно повторил мой Дюрер. – Не могу выносить все, что как-то связано с болезнью или смертью.

– Для вас новость, что все люди смертны? – удивилась я.

– Это болезнь, – опустил голову учитель. – Я не виноват.

– Ну конечно. Идите к себе, Альберт Генрихович, – устало проговорила я. – Хозяевам сейчас не до вас.

– Но вы все же придете смотреть раскоп? – Взгляд светловолосого красавца был таким просительным, что я кивнула в ответ:

– Приду. Только не сегодня.

– Буду ждать, – повеселел мужчина и скрылся на своей половине дома.

Засучив рукава, я принялась помогать Зое с уборкой. Надев резиновые перчатки, я отмывала пол, и вдруг что-то привлекло мое внимание. Рвота на полу уже засохла, и я явственно разглядела белые крупинки. Теперь понятно, как отравили хозяина дома – в цикорий ему подсыпали какие-то таблетки. Вот только они не успели раствориться. И подействовать как следует не успели – я вовремя сообразила, что это именно отравление, а не приступ, скажем, гастрита. Если бы не это, Колю было бы уже не спасти.

Не понимаю, кому понадобилось травить мужа Заи? И, главное, как это было организовано? За столом нас было пятеро: сам пострадавший, его жена, Ольга Дмитриевна, учитель и я. И кто же отравил Николая?

Момент для этого подходящий был – когда мы подошли к окну полюбоваться на находку археолога-самоучки. Но я совершенно не помню, чтобы кто-то оставался один за столом.

Так кто? Наши с Филаткиной кандидатуры я не рассматривала. Про себя я могла точно сказать – я никого не травила. Ольга Дмитриевна не была знакома с Колей до вчерашнего дня. Маловероятно, чтобы старушка за такое короткое время воспылала ненавистью к мужику, да еще такой сильной, чтобы решиться на убийство. Зоя Муромцева? Но у женщины была вся прошедшая жизнь для того, чтобы избавиться от мужа, к которому она, скажем, охладела. Для чего надо было устраивать спектакль при свидетелях? Да к тому же она сама побежала за фельдшером и привела его очень быстро. Тогда остается мой Альбрехт Дюрер, он же Альберт Дуров, учитель местной школы. Что такого сделал ему простоватый Коля, чтобы убивать его, да еще таким экзотическим способом?

Будь мы в Тарасове, я первым делом вызвала бы «Скорую», а затем немедленно сообщила в полицию. Но здесь, где из медперсонала только фельдшерица в больничке, прошедшей через оптимизацию, участковый наверняка тоже один на два района. И кто мне поверит? Вон как проворно Зоя драит пол, и последние следы преступления исчезают под ее шваброй…

Нет, Охотникова, никуда вы с Филаткиной не уехали от таинственных обстоятельств, угрожающих жизни старушки. Они, эти самые обстоятельства, последовали за вами в тихий Балахов.

Допустим, только на минуту допустим, что отравить хотели не Колю. Предположим, мишенью была Ольга Дмитриевна Филаткина. Тогда круг подозреваемых расширяется. Вот, допустим, Зая. Откуда мне знать, насколько искренни ее дружеские чувства к старушке? Может быть, Муромцева просто притворяется, а на самом деле затаила злобу на Филаткину? У Зои было больше всего возможностей подсыпать отраву – напиток готовила она. Или Коля: мужик явно сидел. Его татуировки, стальные коронки во рту, жаргон – все указывает на это. Может быть, он знаком с тем рецидивистом, Мишаней Шмаковым, что погиб в квартире Филаткиной? А что, вполне логично.