— Вы можете… — меня останавливает новый порыв ветра.

По коже разносятся колкие мурашки, плечи передёргивает от холода.

— Так, всё, идёмте внутрь. — Доктор Красавчик, нежно обняв за плечи, направляет меня в сторону двери. — Я не могу позволить вам простыть и усугубить ситуацию!

Даже если мы провели на крыше всего несколько минут, они могут оказаться губительными для моего здоровья — я это понимаю, но всё равно обидно. Я же почти сказала, почти решилась!

Ощущала себя такой смелой, ведь пьянящий жар его прикосновений ещё не выветрился до конца, а теперь…

— Стойте. — Я всё же останавливаю его, когда Вадим Георгиевич уже закрывает дверь и прячет ключ себе в карман.

Он замирает и смотрит на меня вопросительно.

— Я всё-таки хочу сказать это. — Тихо произношу я.

Мы стоим на какой-то небольшой площадке на верхнем этаже, и вряд ли нас кто-то услышит, даже если мы будем говорить громко, но я всё равно предусмотрительно понижаю тон разговора.

— Хорошо. — соглашается мужчина.

И я спотыкаюсь, осознав, что сказать это, вот так глядя ему в глаза, будет гораздо сложнее, чем предполагалось. У меня губы немеют от волнения.

— Ну же? — Просит он.

Да, передо мной красивейших из мужчин. Да, пять минут назад я впервые вживую увидела его без маски, и он оказался ещё более привлекательным, чем на фото. Да, всего пару минут назад он держал меня в своих объятиях и пытался утешить. Но, чёрт возьми, это так сложно произнести всего пять слов, глядя ему прямо в глаза!

— Во-первых, спасибо за пиджак. — Говорю я, снимая с себя его вещь, потому что боюсь, что услышав о моей просьбе, он тут же сбежит. Снимаю и понимаю, что это не пиджак вовсе, а куртка. И прикусываю язык.

— А во-вторых? — Спрашивает мужчина, приподняв одну бровь.

И берёт из моих рук свою куртку.

— А во-вторых… — я сглатываю и тут же выпаливаю: — Можете провести со мной вечер? Всего один?

Его лицо каменеет. Доктор медленно вдыхает, расправляет плечи и тяжело выдыхает. Заметно, что он стискивает челюсти, как от зубной боли.

— Двенадцатого октября. — Быстро добавляю я.

Вдруг он решил, что я зову его сейчас в свою палату?

Чёрт… Приглашать его к себе домой вряд ли было уместнее и приличнее…

— Я не могу. — Глухо отвечает он, стараясь не выдать эмоций. И пока я окончательно не провалилась со стыда под землю, быстро добавляет: — Мне не нужны отношения.

Вот в чём дело…

Я уже сожалею о сказанном, но всё равно спешу пояснить:

— Мне и самой они не нужны. Совсем.

Теперь Красавин насупливается. Видимо, пытается, но никак не может понять, чего же я от него всё-таки хочу.

— Просто я не хочу быть в этот вечер одна. У меня день рождения, но это вовсе не поэтому…. Короче, мне больше некого звать.

Эти слова выливаются на него, как ушат холодной воды.

Мы молчим, доктор смотрит на меня сверху вниз, и я совершенно не понимаю, разочаровала ли я его, расстроила или разозлила. А, может, он обиделся? Или смущён моей просьбой?

— Алиса Александровна… — Начинает он. А я проклинаю его манеру время от времени говорить, не используя мимику. Что с маской, что без — абсолютно никаких эмоций на лице в этот момент. Как люди должны понимать, что он чувствует? И чувствует ли вообще?

— Ладно, всё, проехали. — Улыбаюсь я. И, отмахнувшись, бреду к лестнице. — Сделайте вид, что не слышали. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не зову к себе малознакомых мужчин, тем более, своих…

— Я приду. — Обрывает мою речь его фраза.

Я останавливаюсь, боясь обернуться.

Впиваюсь пальцами в перила. Моя грудь высоко вздымается на вдохе и опускается на выдохе, а сердце бьётся, как ошалелое. Что он только что сказал?

— В день рождения очень тяжело быть одному. — Хрипло произносит он. — Я понимаю.

Красавин говорит это так, будто точно знает.

А я слышу его дыхание уже у себя за спиной, и торопливо облизываю пересохшие губы.

— Спасибо… — Мой голос стихает до вкрадчивого шёпота, потому что внизу уже слышатся голоса медработников. — Мой адрес указан в карте, как место фактического проживания.

— Ясно. — Сухо отвечает мужчина. Обходит меня на лестнице, оборачивается и смотрит прямо в глаза. — А теперь вам пора возвращаться в палату, чтобы согреться.

— Да. — Киваю я.

Кажется, он теряет ко мне всякий интерес, но тут же раздаётся вопрос:

— У вас есть тёплые носки?

Что? Носки?

Не знаю.

Перехватываю его взгляд, направленный на мои ноги, обутые в открытые тапочки.

— Наверное. — Бормочу я.

— Наденьте. И сразу под одеяло. — Звучит как приказ.

— Хорошо. — Соглашаюсь я.

Дальше мы спускаемся в полной тишине.

Ну, почти.

«Бам, бам, бам» — моё бессовестное сердце собирается меня выдать!

«Пожалуйста, помолчи!» — прошу его я.

«Он согласился! Согласился! — радостно визжит оно. — И спросил про носки!»

«А они тут вообще причём?»

«Вот же дурочка! Ду-роч-ка!»

— Доброй ночи, — негромко прощается Красавин у двери моей палаты и прежде, чем нас с ним увидят вдвоём, разворачивается и уходит в свой кабинет.

— Доброй ночи, — слетает с моих губ.

Я вваливаюсь в палату, счастливая и пьяная от всего произошедшего. Во мне такая лёгкость, что ноги будто летят над землей. И, несмотря на горящие щёки, которые намекают, что я только что вела себя как доступная женщина, пригласив его домой, я чувствую себя абсолютно счастливой.

Сажусь на кровать, закрываю глаза и улыбаюсь.

Что это сейчас со мной было?

Водопады слёз, истерика, затем тонны счастья…

Я вспоминаю, как горячо он прижимался к моей спине, как крепко держали мою талию и живот его пальцы. Вспоминаю, как проливала слёзы ему в рубашку и как потом умирала от удовольствия, окунаясь в его пряный запах.

Кажется, всё теперь пропахло этим ароматом. Моя кожа, моя ночная рубашка, мои волосы.

«Боже, волосы!»

Я тяну свои спутанные пряди и подношу к носу. Конечно, мне повезло пару раз принять душ за время пребывания в клинике, но они всё равно мерзко пахнут лекарствами, линялым матрасом и больничной едой.

Или нет? Я принюхиваюсь, принюхиваюсь, и всё равно не могу понять, потому что в носу по-хозяйски обосновался аромат парфюма доктора, который обволакивает меня всю ещё с того момента, как я надела на себя его куртку.