В результате вдохновенного, многолетнего труда родился сборник рассказов и стихов. Иннокентию Петровичу казалось, что в этой книге он сумел отразить то лучшее, что было в его душе, пролить немного солнечного света на бумажные страницы. Наверное, поэтому он и назвал весь сборник «Солнечный зайчик». Шлифовал и переделывал каждую фразу в нем Иннокентий Петрович многократно — он постоянно искал более точные, «свои» слова.

И вот настал момент, который не минует ни одного автора. Иннокентию Петровичу мучительно захотелось поделиться написанным с окружающими. В отличие от прошлых времен, затруднения в этом отношении, казалось бы, все исчезли. В издательстве обязательно возьмут рукопись, редактор поймет, что книга будет продаваться и приносить доход!

Однако Иннокентий Петрович, к своему изумлению, обнаружил, что в издательствах вообще не хотят читать рукописи. В лучшем случае их просматривают по диагонали или просят принести одну-две главы — мол, нам и так все будет понятно. А как может быть понятно?! «Нужно погрузиться в атмосферу произведения, проникнуться его духом», — наивно полагал Иннокентий Петрович. В действительности никто никуда погружаться не собирался. Редакторы рубили прямо: «Новые авторы, если честно, нам не в кайф — на старых, проверенных бабки делаем. У вас не криминал, не секс, не скандал? Плохо, очень, плохо. Вот на прошлой неделе старый, закаленный боец Пере-трясов, — слышали, наверное? Да его и Чукотка знает. Так он молоток, все в одном флаконе принес. Вот это кирпич — расхватают вмиг!» В другом издательстве женоподобный редактор глянул на рукопись: «“Солнечный зайчик”, говорите?» И расхохотался.

Потерпев неудачу с издательствами, Иннокентий Петрович решил попробовать напечатать отдельные рассказы и стихи в каком-нибудь толстом журнале. Журналов таких осталось немного, и в первом же он напоролся на субъекта, отвечающего одновременно за прозу и поэзию. Его длинная шея торчала из-под свитера без воротника, отчего он становился похожим на водолаза. Хронически воспаленные красные глаза и привычка постоянно одергивать ворот пиджака дополняли картину. На приносимые рукописи он смотрел с ненавистью и без устали повторял: «Главное — профессионализм. Горы мусора вокруг. Каленым железом надо выжигать дилетантов. Каждая строчка, каждая буковка должны быть правильными».

Иннокентия Петровича он встретил неприязненно, спросил, где он ранее печатался, и, узнав, что нигде, швырнул рукопись под стол, а на вопрос смущенного автора, когда можно узнать о результате, демонстративно повернулся к нему спиной.

Встреча с «водолазом» оказалась последней каплей. Иннокентию Петровичу все стало ясно. Он подсчитал свои сбережения, которые откладывал на лечение, на врачей. Сбережения оказались крохотными, а болезнь была реальной. Приступы стенокардии время от времени мучили его, и он их боялся. Однако желание, чтобы его книгу увидели читатели, чтобы именно они выступили ценителями и судьями его творчества, а не эти спесивые редакторы, — это желание оказалось столь сильным, что он решил накопить денег, издать книгу за свой счет и продавать через книжные магазины.

Вряд ли стоит описывать подробно последующий довольно длительный отрезок жизни Иннокентия Петровича. Уж слишком тягостен и невесел он был: тяжелое безденежье, экономия на самом необходимом, включая еду, наконец, мытарства по частным издательствам, выпускающим литературу за счет автора. Замечая его неопытность и доверчивость, все пытались надуть Иннокентия Петровича. Первоначально оговоренные цены очень скоро безбожно завышались, денег у него не хватало, его прогоняли, не возвращая то, что он уже заплатил. Так бы все и кончилось крахом, но в последний момент судьба сжалилась над Иннокентием Петровичем. Он набрел на небольшое издательство при обществе инвалидов. Там были рады любым деньгам, да и люди попались честные и совестливые. В результате пять месяцев спустя Иннокентий Петрович держал в руках скромно, без изысков, но вполне достойно изданную собственную книжку. Он увидел на обложке крохотного олененка, бегущего к горизонту, к диску заходящего солнца, которое, однако, не было ни желтым, ни красным, поскольку на цветную печать не хватило средств. Иннокентий Петрович постоянно подносил книгу к носу и с наслаждением вдыхал запах свежей типографской краски. Он снова смотрел на олененка и чувствовал, может быть, впервые в жизни, что по-настоящему счастлив.

Хорошее настроение не покидало теперь Иннокентия Петровича даже тогда, когда ему в трех магазинах отказали в реализации книги. Директорам и товароведам казалось уж очень легкомысленным и некоммерческим название «Солнечный зайчик», да и скромный вид книги… Прочесть же хотя бы несколько страниц произведения никто не удосужился. В одном магазине все же приняли пять экземпляров.

Иннокентий Петрович не унывал и очень удивился, что и через месяц, и через три, и через полгода ни одного экземпляра из пяти продано не было. Иннокентий Петрович не на шутку встревожился — если дело и дальше так пойдет, то ему могут вернуть все экземпляры и расторгнуть контракт. Он решил действовать. Сам купить книгу он не мог — его слишком хорошо знали в этом маленьком магазинчике. Поэтому он подловил однажды у входа компанию девушек-студенток и дал им денег на три экземпляра. На недоуменный вопрос «А почему вы сами не можете купить?» Иннокентий Петрович пробормотал что-то невнятное и застыл с разведенными в разные стороны руками. Девушки ничего не стали больше спрашивать и вскоре принесли ему книги. Он попытался их подарить, но студентки сказали, что у них нет сумок, и, беззаботно смеясь, побежали по своим делам.

В крупные библиотеки, такие как Публичная или Маяковского, Иннокентий Петрович дарить свою книгу не решился. Зато с удовольствием преподнес ее Маргарите Павловне, уборщице Ане, а третий экземпляр надписал: «От верного, благодарного читателя и автора — районной библиотеке такой-то». Маргарита Павловна поблагодарила и торжественно поместила книгу на полку.

С тех пор Иннокентий Петрович потерял покой. Приходя в библиотеку, он первым делом, как бы невзначай, случайно оказывался рядом с тем стеллажом, на котором покоился «Солнечный зайчик». Увы, каждый раз он обнаруживал его на месте. А он так мечтал, чтобы у книги нашелся читатель, совершенно посторонний, который никогда не видел и не знал его и который заинтересовался бы самим произведением! Увы, проходили недели, месяцы, минуло уж два года, а книга как стояла, стиснутая двумя кирпичами в черной обложке, так и продолжала находиться в их плену, не в силах обрести свободу.

…Расправившись на скорую руку с яичницей, Иннокентий Петрович быстро сложил папку, сунул ее в старенький портфель и быстро направился к вешалке. Внезапно он остановился и медленным, черепашьим шагом вернулся к тахте. Прилег. Вслед за острой болью, за грудиной чувствовалось тупое жжение. Как же обрадовался Иннокентий Петрович, когда через полчаса все болезненные ощущения оставили его! Если бы