не поход в библиотеку, он, наверное, остался бы еще полежать. Но ему хотелось завершить рассказ, финал которого так ясно виделся, причем не плоский, а объемный, скульптурный, со всеми выпуклостями и шероховатостями, с живыми диалогами людей. Все это бурлило в нем и стремилось выплеснуться на чистые листы бумаги. Разве можно было бороться с таким искушением!

Натянув осеннее пальто и шапку со свисающими ушами, как у спаниеля, Иннокентий Петрович покинул свое жилище.

— Здравствуйте, дорогой наш читатель-писатель! — Маргарита Павловна тепло улыбнулась. — Вы сегодня пока у нас один.

Иннокентий Петрович в ответ церемонно по-старинному поклонился.

— Рад снова оказаться в вашей благословенной обители.

Раздевшись и перекинувшись еще несколькими любезными словами с заведующей, он углубился в пространство между стеллажами к столику, за которым обычно работал. Иннокентий Петрович бросил мимолетный, безнадежный взгляд на заветную полку и пошел дальше. Не дойдя несколько шагов до стола, он вдруг остановился как вкопанный. Медленно повернулся и одним рывком снова достиг стеллажа.

В библиотечной тишине Маргарита Павловна отчетливо услышала стук падающих книг. Вначале она не поняла, что происходит. А подбежав, увидела, как, уцепившись двумя руками за полку, Иннокентий Петрович медленно оседает на пол. Стеллаж угрожающе наклонился и в любой момент мог обрушиться на старика. Маргарита Павловна подхватила его под руки и оттащила в сторону. Бледносиние губы Иннокентия Петровича едва шевелились, слабым кивком головы он указывал в сторону стеллажа, на котором, плотно сомкнувшись боками, стояли два черных кирпича.

— Видите, у меня нашелся читатель! Книгу-то взяли, не зря я работал полжизни.

Маргариту Павловну поразило, что на сером заострившемся лице Иннокентия Петровича затеплилась улыбка.

— Сейчас, голубчик, сейчас… полежите одну минутку… спокойно, вот так. — Она подложила ему под голову несколько книг и опрометью бросилась к телефону.

А далее… далее были «скорая», больница, реанимация, морг.

Спустя два дня, как обычно, Маргарита Павловна сидела на абонементе. Открылась дверь — на пороге стояла уборщица Аня.

— Аня, здравствуй. Слушай, ты в последние дни никаких книг не выкидывала?

— Да что вы, Маргарита Павловна, это ж библиотека, я никогда книжек не трогаю!

— Странно. Смотрю по формулярам — никто книжки не брал, а на месте ее нет!

— А что за книга? — спросила Аня и почему-то отвела глаза в сторону.

— Ты помнишь старичка, что постоянно к нам ходит? В уголке сидит и рассказы сочиняет?

— Как не помнить, имя такое — Иннокентий!

— Да, правильно. Только знаешь, нет больше Иннокентия Петровича, умер — и умер прямо у нас в библиотеке, между стеллажами, два дня назад. Но перед этим книжка его, которую он подарил нам, пропала. Он увидел и…

Аня всхлипнула. Маргарита Павловна с изумлением посмотрела на нее.

— Это я, я виновата! Из-за меня человек умер. — Слезы потоком текли из ее глаз.

— Да погоди ты, успокойся, объясни толком.

— Маргарита Павловна, в среду, вы уже ушли домой, а я одна убиралась. Уставшая была — за день успела отмахать тряпкой в трех местах: в двух офисах и в бане. Решила кофейку сварить, отдохнуть немного. А в электрической плитке, будь она неладна, ножка отломалась — вот я и подложила вместо нее книжку первую попавшуюся, как раз с той полки взяла, а обратно поставить забыла, дура. Маргарита Павловна, а он что — увидел, что книжка потерялась, и с расстройства помер?

Маргарита Павловна подошла к Ане, положила ей руку на плечо и задумчиво произнесла:

— Нет, Анюта, совсем наоборот. От радости.

— Как это?

— Не бери в голову, ты не виновата, — тихо проговорила заведующая, вспоминая последнюю улыбку Иннокентия Петровича.

Спустя два часа библиотека опустела. За столом на абонементе в глубокой задумчивости сидела Маргарита Павловна. Внезапно она вздрогнула — серые зимние облака за окном расступились, и рядом с ее руками на гладкой полированной поверхности стола возник желтый солнечный зайчик.

Старик и шахматы

Павел Григорьевич, который долгие годы преподавал в шахматном клубе, очень удивился. Он, как всегда, увлекся, рассказывая основы шахматной теории, и поэтому вначале ничего не заметил. Теперь же, повернув голову от демонстрационной доски, он обнаружил, что глаза мальчишек и девчонок устремлены в сторону массивной входной двери.

На пороге стоял человек крайне странного вида. Будто он появился из какой-то другой эпохи. Не из девятнадцатого века, а из гораздо более древних времён. Возможно, из эпохи великого сказочника Андерсена. Седые длинные волосы обрамляли узкое лицо, на котором, казалось, ничего не было, кроме огромных горящих глаз. Высокая фигура была укрыта плащом неопределённого фиолетового цвета. Старик стоял совершенно неподвижно.

Павел Григорьевич очнулся от минутного замешательства.

— Вы к кому, уважаемый?

— Я есть хочу, — спокойно и внятно ответил незнакомец.

— Вы ошиблись местом, любезный, у нас здесь не столовая, а городской шахматный клуб, — пожал плечами Павел Григорьевич.

— Я знаю, но у меня нет денег.

— Уважаемый, но мы не благотворительная организация, ничем помочь вам не можем.

— Вы не поняли, я — не нищий попрошайка, я хочу честно заработать на свой обед.

— Ну и что вы умеете делать?

— Практически ничего, — глухо прозвучало под сводами огромного зала.

— Тогда в чем дело, любезный?

— У вас здесь есть гроссмейстеры?

— Ну я, например. — Павел Григорьевич недовольно передёрнул плечами.

— Хорошо, — спокойным голосом произнес незнакомец, — тогда я предлагаю вам сыграть на обед.

— Послушайте, а кто вы, собственно, такой? У вас есть какое-нибудь шахматное звание, или хотя бы разряд? Шахматный мир — небольшой. Мы все друг друга в основном знаем. Вас же я вижу впервые, — Павел Григорьевич начал терять терпение, — и вообще, у меня сегодня занятие, а вы вторглись с бухты-барахты…

— У меня нет никаких званий и разрядов, но если вы согласитесь, то я вас обыграю. — Тон незнакомца был ледяным.

Плечи Павла Григорьевича опустились. «Вот не повезло, так не повезло сегодня: думал, что бомж-попрошайка заглянул, а оказалось хуже — сумасшедший».

— Ну зачем нам устраивать этот дешёвый балаган? Подумайте сами: против гроссмейстера вы не продержитесь и пятнадцати ходов. Не мешайте, пожалуйста, нам заниматься.

— Вы проиграете, гроссмейстер, а я смогу честно заработать свой обед.

Павел Григорьевич махнул рукой и хотел было вернуться к демонстрационной доске, но неожиданно вмешались дети.

— Павел Григорьевич, сыграйте с ним, пожалуйста! Вы его за пятнадцать ходов разнесете, а мы поучимся, как нужно быстро обыгрывать новичков.

— Дети, хватит валять дурака! Ваня, я смотрю, ты самый говорливый у нас. Садись и играй с пришельцем из космоса, я разрешаю.

— У меня нет денег на обед — если проиграю, то не смогу…

— Павел Григорьевич, ну пожалуйста! —