– Я заметил ваш неподдельный интерес к моей скромной демонстрации, – как бы невзначай обронил Ясухиро, когда со всеми заверениями, благодарностями и взаимными комплиментами было покончено. – Как вы еще молоды, Рэйден-сан! Боюсь, на кого-то постарше я бы не произвел такого впечатления.

Он наполнил мою чашку, я с поклоном взял ее обеими руками. Ароматный пар щекотал ноздри.

– О, Кэзуо-сан! Ваша демонстрация была более чем впечатляющей. Я впервые видел, как человека рубят стальным мечом! Это бесценный для меня опыт.

Я не соврал сенсею. В ночном саду он рубил циновки, не живых людей.

– Боюсь, что мои жалкие потуги – лишь блеклая тень мастерства наших предков. Ваш восторг согревает мне сердце, но древнее искусство ныне утеряно. Пращуры считали, что меч – душа самурая. Это скорее поэтический образ, но иногда меня мучат сомнения. Не утратили ли мы частицу души, отказавшись от боевых мечей? Хотите взглянуть на них поближе?

– Вы слишком добры ко мне, Кэзуо-сан! Это большая часть для меня, недостойного…

Поднявшись на ноги, Ясухиро жестом велел мне оставаться на месте. Два шага, скользящих как по льду – и вот сенсей бережно снимает с подставки мечи, большой и малый, оба в черных ножнах. Возвращается к столу, кладет перед собой; коснувшись серебряной защелки, извлекает из ножен большой меч. Слышен тихий шелест – с таким звуком движется змея в жухлой траве.

Блеск металла. Я невольно подался вперед.

– Длина клинка – два с половиной сяку[19]…

Волнистый муар старинной ковки. Совершенный в своей простоте.

– Клинок изогнутый, без долов…

Бритвенно-острый даже на вид. Тронь лезвие – останешься без пальцев!

– Цуба[20] прорезная, с изображением Комаину, собаки-льва…

Накладки из серебра. – Рукоять обтянута кожей ската…

Оплетка черным шелковым шнуром. Сейчас такую делают дорогим самурайским плетям.

– Ножны покрыты черным лаком…

Узор в виде стрекоз.

– Настоящее совершенство, не правда ли?

– Полностью с вами согласен.

– В наши дни не носят стальные мечи. Боятся. Не умеют владеть ими, как должно. Но отголоски тех времен, случается, долетают до нас. Вы слышали о цудзигири?

– «Смерть на перекрестке»? Проба меча на живом человеке?

Ясухиро был удивлен моей осведомленностью, хотя виду не подал.

– Я не ошибся в вас, Рэйден-сан. Что ж, если вам известна эта забытая традиция… Вы, без сомнения, легко поймете, что произошло с тем каонай, о котором вы рассказали мне в свой предыдущий визит.

– Кто-то пробовал на нем меч?

– Да. Такой же меч, как эти.

Убрав большой меч в ножны, сенсей положил его рядом с малым, так и не покинувшим своего чернолакового убежища.

– Фамильный, как ваши?

– Разумеется. Новые мечи сейчас не куют.

– Да, конечно. Я понимаю, что происходит, Кэзуо-сан, я не понимаю другого. Если меч – душа самурая, зачем осквернять его порченой кровью безликих?

– Раньше меч тоже пробовали не на князьях. Нищие, бродяги, крестьяне. Случайные прохожие. Преступники. Даже трупы, привязанные к шесту. Кстати, убитый каонай… Он ведь был не один такой, правда?

Никакой тайны я сенсею не открою. По городу и так ползут слухи.

– Да.

– И что, ни одного свидетеля? Кто-нибудь видел убийцу?

– Мой слуга.

– Он опознал этого человека?!

– Нет. Убийца скрыл лицо под тряпкой.

Я повторил слова Мигеру:

– Как презренный каонай.

Долгое время хозяин дома молчал, размышляя о чем-то своем. Поднял, покачал в руке бурый чайник из пористой обожженной глины, похожий на трухлявый пень. Саби, вспомнил я слова настоятеля Иссэна. Естественность, скрытая в несовершенстве. Ваби, обыденность. Простота и воздержанность. Сибуй – сочетание этих двух качеств. Без сомнения, чайник Ясухиро обладал всеми тремя достоинствами. Что же до югэн – намека, недосказанности – то ничего такого в чайнике не было. Разве что оставалось загадкой: пуст он или полон?

Чайник был пуст. Сенсей это определил по весу, а я – по сенсею.

Вот и весь югэн.

– Моему деду, – нарушил молчание Ясухиро, – а позже отцу предлагали поединки на стальных мечах.

– Уже после сошествия Чистой Земли?

– Да.

Кто мог предложить такое безумие предкам учителя? О, я знал этих людей! Ивамото Камбун из рода самураев с одинаковыми именами – не важно, который. Все Камбуны, сколько их ни было, ненавидели семью Ясухиро.

– Поединок за право возглавить школу?

– Из вас получился хороший дознаватель, Рэйден-сан, – Ясухиро улыбнулся: едва заметно, одними уголками губ. – Господин Сэки сделал верный выбор. Вы правы, все упиралось в школу. Если вы задали такой вопрос, то думаю, вам также известно, кто делал эти предложения.

Я кивнул. К чему называть имя, если мы оба знаем, о ком идет речь? У стен есть уши, в особенности – у бумажных стен наших домов. А там, где есть уши, есть и языки.

– А как же фуккацу?

Сенсей пожал плечами:

– Не всякий поединок заканчивается смертью.

Отец сказал то же самое. С теми же интонациями.

– Останься кто-нибудь калекой, он бы не только потерпел поражение, но и утратил руку или ногу, а вместе с нею – возможность возглавлять школу. Его место занял бы победитель, более искусный во владении мечом, а значит, и более достойный.

– Это не ваши слова, Кэзуо-сан.

– У вас чуткий слух.

– Это слова того, кто бросал вызов.

– Да.

– Но если все-таки? Если насмерть?

– Тогда убитый возродился бы в теле убийцы и возглавил школу.

– Но ведь он проиграл!

– Это не важно. Важно, что теперь во главе школы стоял бы человек, знающий не понаслышке, что такое бой насмерть.

Безумие Камбунов было лучшим бойцом, чем мой здравый смысл. Как я ни старался, я не мог найти уязвимую щель в этих утверждениях.

– Ваши уважаемые отец и дед согласились? Отказались?

– Разумеется, отказались.

– Эти люди сумасшедшие! Простите, Кэзуо-сан, я не имел в виду ваших досточтимых предков! Они-то как раз люди разумные…