разрушительные и смертоносные последствия своей концепции принципа удовольствия, однако он не принял во внимание, что это выявилось после формулировки новой теории влечений и вытекшей из нее новой теории мазохизма.

Вернемся к старой форме принципа удовольствия. Она функционирует по принципам «все или ничего» и «все и немедленно» в своеобразном фиксировании в одной точке во времени, в требовании немедленной разрядки. Это ставит запутанные вопросы психическому аппарату; но в данном случае мы настаиваем лишь на одном аспекте: в итоге само сексуальное возбуждение становится невозможным как относящееся к разряду неудовольствий, неспособного к разрядке[19]; все это является явным противоречием внутри такого определения психического удовольствия. Для того чтобы какое-то возбуждение стало возможным, в частности сексуальное возбуждение, обязательно необходим период ожидания – отсрочки; необходимо выйти из застывшего времени и заменить его возможной временной последовательностью. Но ожидание, отсрочка относится к возбуждению и к неудовольствию, и нам кажется, что неудовольствие может проявляться лишь при мазохизме, понимаемом в данном случае в очень широком смысле как способность психики терпеть неудовольствие. Отсрочка удовольствия и способность терпеть неудовольствие относятся, несомненно, к порядку принципа реальности. Однако мы думаем, что принцип удовольствия не может трансформироваться в принцип реальности (и в статье «О двух принципах психического события», 1911, и в статье, которая нас интересует, принцип реальности является модификацией принципа удовольствия) без того, чтобы в самом его зародыше не существовала эта возможность отсрочить удовольствие, то есть эта способность терпеть неудовольствие. Иначе говоря, именно потому, что принцип удовольствия включает в себя мазохистическое удовольствие, возможность получать удовольствие от неудовольствия, принцип удовольствия может трансформироваться в принцип реальности.

Может удивлять, что в данном контексте мы не говорили о том, что было представлено Фрейдом в качестве ядра ожидания отсрочки удовольствия, то есть галлюцинаторное удовлетворение желания. Следовательно, мы должны пересмотреть предложенную концепцию в данной перспективе и в данном контексте. Фрейд представляет галлюцинаторное удовлетворение как ответ на первичную тревогу в статье «О двух принципах психического события»: «Вероятно, ребенок галлюцинирует исполнение своих внутренних потребностей, при возрастающем раздражении и отсутствии удовлетворения выражает неудовольствие посредством моторного отвода в виде крика и трепыхания и испытывает вслед за этим галлюцинаторное удовлетворение» (Freud, 1984a, p. 3; курсив мой. – Б. Р.). Согласно этом у тексту, галлюцинаторное удовлетворение, которое дает возможность ожидать удовольствия не препятствует, однако, появлению тревоги, потому что младенец «предает» в то же время свое неудовольствие. Впрочем, галлюцинаторное удовлетворение имеет смысл лишь при состояниях тревоги, и оно возможно лишь во времени и лишь тогда, когда тревога присутствует. Таким образом, существует одновременность тревоги и галлюцинаторного удовольствия. Если галлюцинаторное удовлетворение желания могло бы помешать возникновению состояния тревоги, а не всего лишь смягчить его, удовлетворение было бы более не нужным (мы были бы все мертвыми от галлюцинаторного удовлетворения) и парадоксальным образом стало бы ненужным само галлюцинаторное удовлетворение. При таком предположении отказ от галлюцинаторного удовлетворения, о котором Фрейд говорит в статье «О двух принципах психического события», становится непонятным: «Отсутствие ожидаемого удовлетворения – разочарование – привело к отказу от такой попытки удовлетворения путем галлюцинации, если ожидаемое вознаграждение не приходит и из-за разочарования при его переживании» (ibid.). Поскольку состояние тревоги продолжается параллельно состоянию галлюцинаторного удовольствия и даже увеличивается, разочарование, о котором говорит Фрейд, становится понятным. Явно, что при учете всех подобных переживаний появляется вопрос способности переносить тревожные состояния, как и другие, более выраженные состояния неудовольствия; лишь обращение к предполагаемому мазохизму делает возможным понимание такой способности. Важность состояния тревоги для будущего развития индивидуума и его психического аппарата не нужно доказывать: именно благодаря галлюцинаторному удовлетворению желания, которое его запускает, начинает развиваться фантазматическая жизнь индивида. Однако все это обуславливается первичным эрогенным мазохизмом, который, делая переносимой тревогу, позволяет развиться галлюцинаторному удовольствию. Когда в статье «Экономическая проблема мазохизма» Фрейд говорит о влечении к смерти, которое не участвует при смещении проекции «вовне, остается внутри организма и там… оказывается либидинозно связанной в помощь сексуальному со-возбуждению…», образуя, таким образом, «эрогенный первоначальный мазохизм», он указывает нам на ядро, из которого начинается психическая жизнь, способная выдержать состояние неудовольствия первичного дистресса, как и прочего неудовольствия.

Вернемся к вопросу о внутренней темпоральности – непрерывности: без эрогенного мазохизма и, прежде всего, без первичного мазохистического ядра, меняющего направление принципа удовольствия таким образом, что он интегрирует неудовольствие, все, что не является быстрой разрядкой, вся отсрочка и вся временная последовательность становятся невозможными, поскольку они предполагают относительное неудовольствие. Все это может показаться далеким от клиники. «Время», с которым мы сталкиваемся, слушая наших пациентов, – это последовательность их ассоциаций, ткань их воспоминаний, их восприятий, их фантазматической жизни. Мазохизм обеспечивает сохранность, внутреннюю непрерывность, он является той точкой, которая связывает безвременье Оно со временем, специфичным для системы предсознательное-сознательное или же, согласно новой топике, для бессознательного и сознательного Я. Мазохизм является условием и первой формой работы предсознательного с досознательным временем, которое образует, обуславливает то «время», которое мы реконструируем в клинике. Мазохизм является условием психической процессуальности и возникает в аналитическом процессе уже ввиду того факта, что этот процесс становится возможен, то есть того, что пациент может выдержать сеанс, что он не прерывает лечение, или, напротив, того, что анализ не становится бесконечным. Я вспоминаю подростка-психотика (шизофреника), который был у меня в лечении несколько лет назад и который в начале своего лечения мог находиться на сеансе лишь несколько минут. Он сразу же оказывался захваченным возбуждением и тревогой. Понемногу благодаря снижению возбуждения он становился способным к удлинению времени сеанса, которое он научился выносить, «ученичество» по сути своей мазохистическое. В этом же смысле можно рассматривать некоторые прерывания лечения, как и противоположное – бесконечное лечение – из-за своего рода мазохистического сверхинвестирования аналитической ситуации. Между этими двумя крайностями находятся наши удачные терапии, при которых ядро первичного мазохизма работает в тени и обеспечивает непрерывность аналитического процесса и внутри его обеспечивает проработку психического материала.

II. Первичный эрогенный мазохизм: мазохизм и проекция

В этой части мы будем в основном говорить о первичном эрогенном мазохизме, но это не значит, что мы отдалимся от клиники и слишком погрязнем в метапсихологической дискуссии. Тот вторичный эрогенный мазохизм, с которым мы сталкиваемся в клинике, согласно Фрейду, является идентичным первичному эрогенному мазохизму: «Мы не удивимся, услышав, что при определенных условиях обращенный вовне, спроецированный садизм или деструктивное влечение может снова интроецироваться, обратиться вовнутрь, отступая, таким образом, в более раннюю ситуацию. В таком