– Совершенно неожиданно.

– Вы не знали, что он приедет?

– Не имел понятия.

– А о цели его приезда вы тоже не имели понятия?

– Нет, мне известно, почему он приехал, – спокойносказал Льюис Серроколд. – Он мне сам это сказал.

– Когда?

– Я шел со станции, и он увидел меня из окна и вышелвстретить. Тогда он и объяснил мне причину своего приезда.

– Вероятно, дела Института Гулбрандсена?

– О нет, к Институту это не имело никакого отношения.

– Мисс Беллевер думает, что имело.

– Естественно. Так казалось всем. Гулбрандсен хотел,чтобы все так думали. И я тоже ему подыгрывал.

– Почему, мистер Серроколд?

Льюис Серроколд медленно произнес:

– Потому что оба мы считали важным, чтобы об истиннойцели его приезда никто не догадался.

– Какова же была эта истинная цель?

Некоторое время Льюис Серроколд хранил молчание. Потомвздохнул и заговорил:

– Гулбрандсен регулярно приезжал сюда дважды в год, назаседания попечителей. В последний раз это было всего месяц назад.Следовательно, его можно было ждать только через пять месяцев. Поэтому все иподумали, что на этот раз дело было срочное, но что опять-таки оно касаетсяФонда. Насколько я знаю, Гулбрандсен ничего не сделал для того, чтобы рассеятьэто заблуждение, или ему так казалось. Да, верно, ему так казалось.

– Боюсь, мистер Серроколд, что я не вполне вас понимаю.

Льюис Серроколд ответил не сразу. Потом сказал оченьсерьезно:

– Из-за смерти Гулбрандсена – а это несомненно убийство– я вынужден все вам открыть. Но меня заботит счастье и душевный покой моейжены. Я не вправе что-либо вам диктовать, инспектор, но, если есть возможностькое-что скрыть от нее, я буду вам очень признателен. Видите ли, инспектор,Кристиан Гулбрандсен приехал специально, чтобы сообщить мне, что, по егомнению, мою жену методично и хладнокровно отравляют.

– Что? – Инспектор Карри наклонился к немупоближе.

Серроколд утвердительно кивнул.

– Представляете, как это меня потрясло. Сам я неподозревал ничего подобного, но после слов Кристиана я понял, что некоторыесимптомы, на которые моя жена жаловалась в последнее время, вполне подтверждаюттакое подозрение. То, что она принимала за ревматизм – судороги в ногах, боли,иногда тошнота. Все это очень похоже на симптомы отравления мышьяком.[39]

– Мисс Марпл сказала нам, что Кристиан Гулбрандсенспрашивал ее о состоянии сердца миссис Серроколд.

– Вот как? Это интересно. Он, вероятно, думал, что этокакой-то яд, который действует на сердце и ведет к внезапной, не вызывающейподозрений смерти. Но я склонен думать, что это мышьяк.

– Значит, вы уверены, что подозрения КристианаГулбрандсена имеют под собой основания?

– Да, я так думаю. Хотя бы потому, что Гулбрандсен едвали высказал бы мне такие подозрения, если бы не имел оснований. Это был человекосторожный и трезвый. Его трудно было убедить в чем-либо, но сам он был оченьпроницателен.

– Какие же доказательства он приводил?

– Мы не успели поговорить подробно. Только раз, да и токак-то на ходу. Он успел только сообщить причину своего приезда, и мыусловились ничего не говорить моей жене, пока не будем вполне уверены.

– И кто же, по его мнению, это делал?

– Он не сказал, а я думаю, что и не знал. Может,кого-то только подозревал… Сейчас я думаю, что подозревал, – иначе почемуего убили? Мы договорились все тщательно проверить. Он предложил просить советаи помощи доктора Голбрейта, епископа Кромерского. Доктор Голбрейт очень давнийдруг Гулбрандсенов и тоже является одним из попечителей Фонда. Это человекмудрый и опытный. Он очень поддержал бы мою жену, если бы мы сочли необходимымоткрыть ей наши подозрения. Мы хотели посоветоваться с ним, следует ли сообщатьо наших предположениях полиции.

– Неординарный подход, – сказал Карри.

– После обеда Гулбрандсен ушел к себе, чтобы написатьписьмо доктору Голбрейту. Он как раз печатал его, когда был убит.

– Откуда вам это известно?

– Потому что я вынул это письмо из машинки, –спокойно сказал Льюис. – Вот оно.

Он извлек из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист ипротянул его Карри.

Последний сказал резко:

– Вы не должны были вынимать его и вообще что-либотрогать в комнате.

– Ничего другого я не трогал. Знаю, что, на ваш взгляд,я совершил непростительный проступок, но у меня была очень серьезная причина. Ябыл уверен, что моя жена непременно захочет войти в комнату, и боялся, что онаможет увидеть его и прочесть. Я знаю, что поступил неправильно, но если быснова оказался в подобной ситуации, то поступил бы так же. Я готов на все – навсе, чтобы избавить мою жену от огорчений.

Инспектор Карри ничего на это не сказал. Он читалотпечатанное на машинке письмо.

«Дорогой доктор Голбрейт!

Если вы имеете хоть какую-то возможность, прошу вас приехатьв Стоунигейтс сразу же, как получите это письмо. Здесь происходит нечточрезвычайно серьезное, и я не знаю, как мне действовать. Но я знаю, как сильнаваша привязанность к нашей дорогой Керри-Луизе и как вас заботит все, что еекасается. Что она должна знать? Что мы можем скрыть от нее? Вот вопросы, накоторые мне так трудно найти ответ.

Чтобы дольше не говорить загадками, скажу: у меня естьоснования думать, что это доброе, невинное создание тайком постепенноотравляют. Впервые я заподозрил это, когда…»

На этом письмо обрывалось.

– Когда Кристиан Гулбрандсен дошел до этих слов, егоубили? – спросил Карри.

– Да.

– Но тогда почему письмо было оставлено в машинке?

– Мне приходят в голову два объяснения. Первое: чтоубийца не знал, кому и зачем писал Гулбрандсен. Второе: что он не успелвытащить листок. Услышал, что кто-то идет, и едва успел унести ноги…

– И Гулбрандсен даже не намекнул вам, кого онподозревал – если подозревал, конечно?

После очень небольшой паузы Льюис ответил: