Да, хорошо же Азалия приложила, в последней схватке выложив все свои силы.

Я посмотрел на низкое серое небо. Оно раскатисто пророкотало в ответ, и по разбросанным ветром, словно подпаленным алым листьям, нарастая, все сильнее зашуршал осенний дождь.

Я посторонился, когда мимо меня Илья и Миша повели плененную ведьму и посадили в «уазик». Дело было сделано, дети могли теперь гулять спокойно, не рискуя быть съеденными. И тут на меня вновь накатила волна узнавания, вызвавшая сильное головокружение. Я знал, что ведьму посадят в салоне «уазика» с правой стороны, что позади нее грузно осядет на сиденье Гранкин, а дядя Саша повернется ко мне и спросит, поеду ли я с ними в офис.

– Нет, спасибо, дядь Саш, я пешком. – Глава нашего оперативного отдела посмотрел на меня в недоумении. И я понял, что ответил на его вопрос раньше, чем он успел его задать. – Мужики, со мной фигня какая-то происходит. У меня уже не первый раз возникает дежа-вю. Такое ощущение, что вся эта история повторяется со мной, только с небольшими отклонениями. Как будто я все это уже видел в каком-то сне[16]. Но ведь это просто фантазия разыгралась, да?

Дядя Саша посмотрел на меня внимательным взглядом, выбрался из «уазика» и встал рядом.

– Степан, а других проблем со снами у тебя нет?

На секунду я даже опешил от вопроса старшего коллеги, после чего собрался с духом и рассказал о преследующем меня в последнее время кошмаре о доме с каменной саламандрой.

По мере того как я говорил, лица дяди Саши и прислушивавшегося к нашему разговору из салона «уазика» Гранкина вытягивались все больше. Когда я закончил свой рассказ, они многозначительно переглянулись.

– Ядрена копоть, Степа, – протянул дядя Саша, – мы с Мишей знаем, что это за дом.

– В смысле? – воскликнул я.

– На коромысле! – передразнил в ответ старший оперативник. – Помнишь Темного, что мы после футбольного матча по твоей наводке ловили? Ну вот. Мы шли по его следу. Он с Петровского рванул через Тучков мост на стрелку Васильевского, а там по Дворцовому мосту в сторону «Адмиралтейской». Не знаю, почему он на «Спортивной» сразу в метро не спустился, видимо, по дороге еще с разгоряченных футбольных фанатов сливки силы снимал. В общем, на «Адмиралтейской» мы с ним и схлестнулись. И пока суд да дело, он и там потасовку между фанатами устроил. Полиция и ОМОН станцию оцепили. И нам с Бизоном пришлось идти до служебной машины аж до Гороховой.

– Дядь Саш, давай ближе к делу! – не выдержал я, чувствуя, что еще чуть-чуть, и я буквально взорвусь от нетерпения.

– Ядрена копоть, так я к тому и вел, что на Гороховой тот самый дом из твоих снов и стоит. Ну, скорее всего, потому что по твоему описанию очень похожий. Правда, пока мы там были, я ничего особенного в нем не приметил.

Дождь. Горячий болезненный ливень. Я пытаюсь укрыться от внезапного ненастья, задрав над головой полу куртки, но все бесполезно, порывы ветра гонят потоки воды почти параллельно земле. Пара мгновений – и я промокаю до нитки. Но мне не холодно, наоборот, все тело ноет от нестерпимого жара, будто я стою не под проливным дождем, а под струями душа с выкрученным на максимум краном горячей воды.

Пытаясь прервать эту нестерпимую боль, я мечусь в разные стороны, пока не замечаю сквозь водяную завесу крыльцо, на котором я смогу укрыться. Сделав пару шагов в сторону спасительного навеса, я понимаю, что вновь угодил в опостылевший кошмар.

И как всегда, я вижу каменную ящерицу, тело которой начинает извиваться и осыпать на землю кусочки фасада. Словно хлыст в руках погонщика, хвост саламандры хлещет ее каменные бока, зрачки наливаются багрянцем, а из распахнутой пасти вырываются языки пламени:

– Он придет за тобой с юго-востока…

Я застываю точно соляной столп и безропотно смотрю на каменное чудовище, прекрасно осознавая, что в следующий миг меня окутает горячее пламя. Но вместе с потоками огня из пасти саламандры доносятся слова:

– Он принесет спасение…

Жгучие огненные струи ниспадают на меня словно водопад, и я пытаюсь закричать. Рот мой беззвучно, словно у выброшенной на берег рыбы, открывается и закрывается, но из пересохшего горла не раздается ни звука.

– Он обманет тебя… – рокочет надо мной саламандра, но я не придаю этим словам ни малейшего значения. Судорожно пытаюсь уловить мельчайшие тени между обуявшими мое тело сполохами огня, чтобы ухватиться за них и укрыться в спасительном Сумраке.

И как всегда, тело мое превращается в пепел, смываемый через мгновение потоками ливня.

* * *

Проснувшись, я судорожно вдохнул и едва не закричал во весь голос. Да что же это такое, когда меня наконец перестанет мучить этот проклятый кошмар? Шаря впотьмах рукой по влажным от пота простыням, я нашел мобильный и посмотрел на часы. Половина седьмого. Скоро должен сработать будильник, и мне следовало бы вставать. Чувствовал я себя отвратительно.

Шлепая босыми ногами по полу, я сходил на кухоньку и приготовил себе чай. Затем, прихватив чашку и пару слегка зачерствевших пирожков, уселся за компьютер. Пришла пора разобраться с надоевшим сновидением раз и навсегда.

Забив в поисковую строку интересующий меня адрес, я принялся изучать всю доступную информацию по дому с саламандрой.

Построен в 1760 году, принадлежал нескольким видным жителям Петербурга, пока его не выкупило в начале прошлого века общество страхования от огня «Саламандра», чья контора располагалась в соседнем доме. В тридцатые годы здание отвели под нужды ЧК, и до своего отъезда в Москву в этом доме работал сам Феликс Эдмундович Дзержинский. Здесь располагались кабинеты сотрудников, в том числе руководителя петроградской ЧК, а также камеры заключения.

– Занятная у домика история, – пробормотал я и стал искать дальше.

После переезда ОГПУ дом вновь стал жилым, и до начала этого века в нем успели пожить немало известных людей. Впрочем, это вполне обычная история практически для всех зданий в историческом центре Петербурга.

«А вот это уже интересно!» – подумал я, отставляя в сторону успевший остыть чай.

Несколько лет назад появилась новая городская легенда, что если забраться на крышу этого дома и загадать желание, то оно обязательно сбудется. А еще многие утверждали, что попасть на крышу желаний могут лишь люди с добрым сердцем и чистыми намерениями, а вот злым и темным людям путь туда заказан.

По собственному опыту я знал, что зачастую подобные слухи и легенды рождаются не на пустом месте. Скорее всего какое-то время одним из жильцов дома был Светлый Иной, строго следящий за благополучием своего жилища и старательно отводивший беды и несчастья от его обитателей. Но узнать, так это или нет, у меня возможности не было. Петербургские Дозоры не вели архивных записей почти тридцать лет, с семидесятых по нулевые.