следующий день, кстати, распустив разные слухи обо мне, которые и поставили окончательный крест на моей дальнейшей успешной коммуникации в школе), но уже сейчас понимаю, что она действительно не услышала Кевина. Потому что Эби тоже его не слышит.

Почему-то, слышать его могу только я.

Но видеть рисунки – все, кому не лень. Правда, трактуют их почему-то по-разному. Поэтому я перестала рассказывать людям о Кевине. Родители о нем и подавно не знали. Дети – они любят тайны. Любят, когда они есть и у них, а не только у взрослых.

Хранить тайны от взрослых у подростков – необходимость, а у детей – наслаждение.

Те девчонки были первые, кто узнал о Кевине. Но из-за их реакции и последние. Я в ужасе представила, как мама с папой так же крутят у виска и называют меня чокнутой. А потом отправляют за решетку – я в детстве видела много фильмов про психушки, куда определяют чокнутых.

Сама же я себя чокнутой не считала ни тогда, ни сейчас. Будь я чокнутой – то и рисунков на зеркале никто бы не видел. Но они их видят.

Значит, Кевин существует не только в моей голове.

Поднимаю сестру с кровати и сажусь вместе с ней напротив зеркала так близко, что едва не касаюсь его поверхности носом.

– Ну – улыбаюсь – что будем рисовать?

После чего дышу на тот участок стекла, который доступен Эби, и жду, пока она повыводит какие-то каракули.

Как хорошо, что она пока не умеет разговаривать. Боюсь представить, чтобы она могла наболтать предкам. Типо «мы играли с Кевином», или «Кевин живет в шкафу Джейзи», или «Кевин ее друг, которого не видно».

Невидимый друг для ребенка неплохо, но если он заводится у семнадцатилетней девушки – думаю, Питер не упустил бы свой шанс отправить меня в дурку. Не столько оттого, что переживает за мое здоровье, а столько чтоб сравнять счеты с Нарой. Чтоб заткнуть моему отцу раз и навсегда рот на счет этой темы, так как я тоже «там лежала».

Конечно, это не отменяет того факта, что все это благополучно может случиться и когда Эби научится говорить. Но, думаю, в скором времени я перестану давать ей «играть» с Кевином. Маленькие дети – очень переменчивы. Если чего-то нет в их поле зрения больше суток, они, в большинстве своем, и в принципе забывают о том, что это когда-то существовало.

Забери игрушку и ребенок будет рыдать пару часов, искать ее пару дней, а если напомнить о ней через неделю, даже не сразу поймет, о чем идет речь.

С подростками, кстати, так же.

Так что, надеюсь, проблем с Эби на счет Кевина у меня не возникнет, даже когда она научится говорить нечто большее, кроме «мама» и «папа». Надеюсь, к тому моменту она окончательно забудет, что в моем шкафу «кто-то живет», кто может повторять картинки, рисуя их на запотевшем стекле зеркала.

Проходит минут пять, прежде чем сестра в очередном раз теряет интерес к своей любимой игре. Наверное, это понятно. Всякий раз, когда ее оставляют на меня, мы занимаемся одни и тем же. Не удивительно, что ей все быстрее начинает это надоедать.

Вот она проводит пальчиком по зеркалу, Кевин тут же повторяет эту полоску – но происходящее занимает Эби не больше, чем гудящие за окном машины. Она начинает мотать головой, и в итоге происходит самое ужасное, что может случится.

Она начинает хныкать.

Вот черт, только не это. Я не умею успокаивать детей. Вообще не понимаю, почему мама в какой-то момент решила, что я все о них знаю. Я понимаю в детях не больше, чем Нейт, которому, к слову, сидеть с Эби не поручают, так как считают, что он не справится.

Что за несправедливость!

До этого мне просто везло – Кевин занимал Эби на все время! А теперь..

– Эби, чш-ш – я растерянно бурчу какую-то ерунду, пытаясь расщекотать сестренку, но оттого она начинает расходиться лишь пуще прежнего.

– Эй – вконец опешив, я вновь дышу на зеркало – смотри, Кевин сейчас нарисует тебе цветочек. Или машинку. Или бабочку. Что ты хочешь?

Эби начинает уже переходить на плач.

Дерьмо!

– Нарисуй что-нибудь! – прошу его, но запотевший эффект пропадает, так и не окрасившись ни одним рисунком.

В чем дело?

Ладно Эби, но Кевин-то куда пропал.

Вновь дышу на зеркало, судорожно стараясь расширить территорию. Может, он задумал что-то масштабное? Стадо лошадей, водопад, что угодно?

Но и эта площадка пропадает, не задействовавшись.

– Эбс, ну пожалуйста – стону, опять дыша на зеркало и уже чувствуя, как кружится от этого дела моя голова.

На запотевшем месте опять ничего не появляется.

Эби переходит на плач..

БАМ!

Я вздрагиваю одновременно с тем, как резко замолкает сестра. Возможно, она успела увидеть то, что породило шум – несколько раньше. Я уже не смотрела тогда на зеркало, а оглядывала комнату, раздумывая над тем, что еще может развлечь Эби.

Она, видимо, все же держала зеркало в поле видимости.

Опускаю глаза.

На том месте, что я «надышала» – виднеется отчетливый отпечаток ладони. Большой, взрослой ладони.

Но отчего был шум?

Ощущение, будто бы кто-то «с той стороны зеркала» как следует ударил по нему ладонью – отсюда и шум, и отпечаток. Не успеваю я рассмотреть его сполна, как с таким же грохотом поверх того отпечатка начинают появляться новые – словно кто-то отчаянно долбит в зеркало.

Эби начинает визжать.

Я лихорадочно стараюсь стереть запотевание, и едва это удается – как исчезают все «отпечатанные» на нем ладони. Перевожу дыхание.

Что это нашло на Кевина?

Но едва визг сестры меняется любопытным «хик» – становится понятно. Опускаю глаза и вижу как она, теперь уже полная энтузиазма, тянет свою маленькую ручку к зеркалу.

Ну конечно.

Ей надоела однотипная игра. Надоели рисунки. Вот Кевин и придумал, как привлечь ее внимание. К слову – ему это удалось! Эби уже и забыла, что парой секунд назад плакала, а потом визжала. Теперь она с любопытством изучает зеркало ладонями, ожидая, пока на нем появится очередной ответный отпечаток.

Не знаю, что ее привлекло больше – сам отпечаток, или шум, с которым он появлялся, но это точно сработало.

Я уже наклоняюсь, чтобы вновь «надышать» на зеркало, как слышу быстрые шаги на лестнице. Вот черт!

Резко стираю рукой, что успела надышать, дабы Кевин не оставил отпечаток в самый неподходящий момент, и хватаю Эби на руки ровно в ту секунду, когда дверь моей