Клайда объявилась спустя три года на его пороге – ушло его коллеге. Болвану Заку, который ни черта не заслужил его.

Не пролил и десятой доли того пота, которым каждый день обливался Питер, вылизывая зад их общему боссу!

Пожалуй, именно в тот год были похоронены все карьерные надежды Питера Вудли. Он смирился с тем, что его повышение ушло другому. Смирился с тем, что из-за попытки совместить дом и работу, он стал хуже работать, отчего лишался даже премий. Смирился с тем, что отдавая добрую часть зарплаты няне, которая сидела с Нарой, пока он был в офисе – он теперь не мог позволить себе каждые выходные по баночке пива в баре с друзьями.

Впрочем, с появлением дочери и друзья-то его каким-то образом стали испарятся. Холостякам, каждые выходные отмечающие в баре с пивком, не интересны его заботы о маленьком ребенке. Будь им это интересно – они бы сами обзавелись семьей.

Питер, по сути, пустил под откос всю свою жизнь ради того, чтобы в ней осталась Нара. И он хотел, чтобы девчонка в ответ сделала ради него нечто подобное. Чтобы она оправдывала его ожидания, чтобы она была самой умной, самой красивой. Чтобы она «прославила» своего отца хотя бы на этом поприще, раз уж лишила возможности сделать ему это самостоятельно на всех остальных. Он хотел, чтобы о нем говорили «вот это да, воспитывает один, а такая дочка умница!». Если честно, он не просто ожидал – а едва ли не требовал этой жертвы от Нары.

Питер считал это совершенно справедливым.

Он сделал что-то ради нее, теперь ее черед.

Но Нара совершенно не росла тем ребенком, на которого он рассчитывал. Вероятнее всего, дело было в том, что он постоянно поручал ее различным нянькам – самым дешевым, чтобы не разоряться еще больше – которые, за те-то деньги, не собирались драть жопу в воспитании девчонки. Они не проверяли ее уроки (а если и проверяли, то только на наличие, а не на верность), не проверяли, что она смотрит по телеку и ругается ли матом в их присутствии.

Нара росла сама по себе и попадала в цепкие руки отца лишь вечерами да по выходным. И вот когда это случалось – Питер пытался воспитывать ее за все дни, что отсутствует в ее жизни. Если слышал ругань – ремень. Едва смотрит какой-то похабный – на его взгляд – фильм (под который попадали и обычные боевики) – ремень. Не вымыла посуду – ремень. Не правильно решила задачу – ремень. Не решила вообще – ремень в квадрате. Не заправила кровать – ремень. Не приготовила ему яичницу – ремень.

Огрызаешься – ремень.

Быть может, если бы такое тираническое воспитание было у Нары на постоянку, это бы и принесло какие-то свои больные плоды. Ребенок бы стал полностью зашуганным и выполнял все прихоти отца лишь из страха вновь получить тумаков. Дерганный, боязливый, но послушный в той мере, которая и требовалась Питеру.

Но поскольку это случалось лишь дважды в неделю – подобные выпады лишь раздражали Нару. Вызывали не страх, а протест. Вместо того, чтобы бояться отца – она его ненавидела. Ремень вызывал не страх, а ярость.

Питер слишком долго не принимал участие в жизни дочери, чтобы заиметь какие-то права делать это теперь. Нара не хотела его слушать, не хотела подчиняться его идиотским законам. Ей нравилось жить, как при няне. Как она привыкла. Нравилось смотреть, что хочет. Нравилось делать, что хочет. И она не понимала, почему на эти проклятые два дня вся ее жизнь вдруг вставала с ног на голову.

Потом поняла. Жизнь вставала с ног на голову не когда начинались выходные, а когда в доме появлялся отец. С тех пор Нара начала ненавидеть Питера.

Она боролась с его тиранией, хотя ее собственная жизнь была ничем не лучше. Любой бы, кто узнал тонкости их отношений, сказал бы, что Нара росла «очень трудным ребенком». А Питера назвал бы садистом. Одна делала всякую херню, а второй лупил ее без остановок, слепо полагая, что тумаки что-то изменят.

Возможно, так он просто выпускал гнев.

Ярость за то, что Нара никак не хотела оправдывать его ожиданий. А ведь обязана. Это ее долг перед ним. Долг с тех пор, как он взял ее, загубив себе этим всю жизнь. Долги надо отдавать – а она не хочет.

Он ей все – а она лишь плюет в лицо.

Мерзкая сучка. Совсем, как ее мать.

Чем больше непослушаний демонстрировала Нара – тем сильнее упорствовал в избиениях Питер. Но чем сильнее он ее колотил – тем еще более гонористее она становилась. Замкнутый круг адской карусели, в ходе которой Нара, конечно же, не стала тем, кем могла бы без его участия, воспитываемая лишь дешевыми равнодушными няньками.

Нет.

Она стала гораздо хуже.

Но как бы то ни было, сегодня Питер преподал ей урок. Эта дрянь посмела не просто ослушаться его, а еще и замахнуться. Она давно не поднимала на него руку – пожалуй, с того самого момента, когда он сдал ее в дурку.

И то, тогда он хотя бы отчасти мог объяснить подобное поведение.

Но этим утром.

Нет, этим утром она получила все, что причиталось, будьте уверены. Питер ушел на работу действительно умиротворенный и крайне довольный жизнью. Он даже присвистывал, когда садился в такси, а деревья вокруг казались ему даже зеленее обычного.

Он уверен, что этот урок Нара забудет не скоро. Станет, как шелковая, по крайней мере недели на две точно. Станет жрать чертовы сэндвичи, которые делает ей Гвен, пока эта туша спит, а не раскрывать рот направо и налево.

Та дочка, которую он заслуживает всеми своими жертвами, никогда бы не посмела сделать то, что сделала сегодня Нара. Она бы вставала вместе с Гвен и готовила отдельно ему болтунью, потому что он ее обожает, но Гвен так и не научилась делать ее нормально. А Нара бы умела. Та Нара, которую он заслуживает, конечно умела бы. Потому что она бы понимала, в каком неоплатном долгу перед отцом. Она бы научилась готовить болтунью и делала ее ему каждое утро. Она бы всегда была за столом с собранными волосами, в выглаженной одежде и с улыбкой на лице. Иначе говоря – копией Гвен, только в роли дочери, а не супруги.

Та малютка, которую он заслуживает – никогда бы не посмела скинуть еду на пол, послать его к