— Мерзкая тварь! Жаль, что ты не сдохла, свалившись в пропасть!

Я рассмеялась. Меня больше не трогала его злость. Я выиграла эту последнюю битву.

— За преступления против короны вы, герцог Бокрей, приговариваетесь к публичной казни, — громко вынесла я самый суровый приговор из возможных, — ваше имущество подлежит конфискации в пользу корону, ваш род навсегда утрачивает право называться Высоким родом и принимать участие в управлении Грилорией, а также теряет все остальные титулы и привилегии. — И добавила шепотом, глядя в глаза перекошенного от ярости врага, — Твой род низвергнут и обращен в прах, Питро. Твои потомки никогда не поднимутся выше захолустного купчишки. Я тебе это обещаю.

Против воли глаза моего врага стрельнули в сторону Хурры, стоявшей чуть поодаль. Я рассмеялась:

— Хурра, доченька, подойди ко мне, — позвала я ее. А когда моя малышка подошла, надела на крохотную ручку свой браслет... артефакт мгновенно определил настоящую хозяйку и уменьшился в размере, а молочно-белый камень вспыхнул и засиял точно так же, как камни на артефактах Анни и Фиодора. Я взглянула на бледного Питро. Он все понял, но я не стала лишать себя удовольствия произнести это вслух, — твой сын не имеет никакого отношения к ее рождению. Моя дочь рождена от наследника Древней Богини Аддии и когда-нибудь получит Ее силы...

— Ненавижу, — выдохнул Питро, обмякнув в руках стражи, мне удалось добить его окончательно. Он сломался и принял свое поражение.

— Если бы ты знал, как я ненавидела тебя все эти годы, — улыбнулась я. — А сейчас мне кажется, что я совершенно зря так мучилась. Ты этого просто недостоин. Увести! — кивнула я страже. И продолжила громко, так чтобы слышали все, — приговор будет исполнен завтра в полдень. Сразу после моего отречения от трона в пользу истинного наследника моего отца его высочества Фиодора!

Дряхлого старика, в которого превратился мой враг после того, как проиграл последний бой в пух и прах, увели из тронного зала в полной тишине. А потом снова какой-то смельчак, возможно тот же самый, что и раньше, крикнул:

— Да, здравствует его высочество Фиодор!

И его крик подхватили все... Раскола в рядах наших подданных больше не было...

— Мам, — мой брат, которого я так привыкла называть сыном, поднялся ко мне и обнял. Его голос дрожал... как в детстве, когда он прибегал ко мне еле сдерживая слезы из-за каких-то мальчишеских обид, — мам...

— Тшшш, сынок, — улыбнулась я, как раньше, утешая этого огромного и такого взрослого мужчину, который прямо сейчас казался мне растерянным малышом, стоявшем посреди усеянного трупами погибшей стражи коридора замка. Я обняла его, пригладила вихры и прошептала, — ты будешь хорошим королем.

— Да, братик, мама права, — Анни легко впорхнула и присоединилась к нам, — ты будешь хорошим королем, я вижу...

— А я? — между нами возникал маленькая Хурра и уцепилась за мою юбку.

— И ты, — улыбнулась моя старшая дочь, — ты тоже будешь очень хорошей королевой, Хурра.

Она прижалась к нам, соединяя всех нас в одно целое...

Где-то в глубине моей души шевельнулось давно забытое, но смутно знакомое чувство. Но я не обратила на него внимания. Как и на то, что камни на артефактах моих детей вспыхнули еще ярче.

А где-то там, в старой части королевского замка, построенной еще при правлении самого Грилора, в малом тронном зале прямо над троном мягко засияло золотистое облако, из которого проявилась фигура огромного, плечистого мужчины. Он опустился на трон, провел крупными ладонями по подлокотникам и скупо улыбнулся.

Точно такое же облако появилось в далеко-далеко в Абрегории, в подвалах императорского замка, где хранился всякий ненужный хлам, который давно потерял свою ценность. Молодая, красивая женщина с недоумением оглядела упавший на бок трон-артефакт. Щелкнула пальцами, и он поднялся в воздух и тут же встал посреди очищенного от старья зала. И Она удовлетворенно кивнув, отряхнула сотканное из света платье от невидимой пыли и присела на трон.

Облако в Аддии оказалось самым беспокойным. Оно промчалось невидимое всеми остальными под высокими сводами, нырнуло в забытую часть гарема, где обитали старухи, доживающие свой век, и с разбегу плюхнулось на старый трон-артефакт, не заметив, что на нем навалены какие-то грязные тряпки. Старые рабыни приспособили это странное кресло, на котором никто не мог сидеть из-за появляющейся головой боли, как корзину для грязного белья. Юная, смешливая девушка, возникшая из облака, хихикнула и, махнув рукой разметала тряпки по всей комнате.

Семья воссоединилась, пророчество сбылось и Древние Боги вернулись... Только этого пока никто не заметил. Даже мы.

* * *

Раньше я думала, что казнь того, кто сломал всю мою жизнь принесет мне удовлетворение и долгожданный покой. Но нет... На следующий день, после того, как весь Ясноград от Высокого до Нижнего города, видел, как умер человек, разрушивший наше с братом счастье, а я подписала документы об отречении, единственное чувство, которое я ощущала, была усталость. Я даже перестала бояться, что после коронации меня не станет. Мне стало все равно. Многолетняя гонка, в которой я участвовала, закончилась, и больше всего мне хотелось покоя.

Баронесса Шерши, которая уже пять лет правила Ургородом и приехала в Ясноград только для того, чтобы увидеть смерть моего главного врага, пришла ко мне накануне коронации брата. За эти пять лет она заметно постарела, но все равно оставалась еще вполне бодрой...

— Я поеду в Пустошь с вами, — заявила она сразу после обмена приветствиями. Я удивленно взглянула на нее... Уж кто-кто, а баронесса Шерши совсем была не похожа на любителя сельской пасторали. — И не отговаривайте меня, — заявила она решительно.

— Не буду, — я улыбнулась. — Но зачем это вам нужно?

Она тяжело вздохнула и откинулась на спинку дивана. Мы сидели в моих покоях, которые я занимала последние пять лет, и ждали, когда приготовиться целастус. В последнее время я пристрастилась к этому напитку, и полюбила почти так же, как взвар.

— Я хочу помочь тебе, — заявила она, — в конце-концов это моя мечта создать государство, в котором женщины и мужчины будут абсолютно равны.

— Это невозможно, — покачала я головой.

Это был наш давний и очень странный спор. Мы обе были на одной стороне, обе хотели одного и того же. Только баронесса Шерши считала, что это вполне достижимо,