а я колебалась. Иногда, как сейчас, я думала, что равенство невозможно, но иногда мне казалось, что я нащупала ту самую формулу распределения государственных прав и обязанностей гражданина в зависимости от пола, которое позволит создать равные условия для мужчин и для женщин.

— Может и невозможно, — пожала плечами баронесса и, потрогав круглый бок джебы и убедившись, что напиток остыл до нужной температуры, выпустив все ядовитые эфирные масла, принялась разливать целастус по крошечным чашечкам, — но я хочу попробовать.

Я тяжело вздохнула...

— Но я не планирую строить большую страну... Моя страна будет очень маленькой. Пока это, вообще, всего лишь одна крошечная деревня на краю Пустоши.

Баронесса пригубила напиток и удовлетворенно кивнула.

— Вкусно... У вас не получится, моя дорогая. Вы слишком беспокойны для того, чтобы спокойно жить в крошечной деревне на краю Пустоши, — процитировала она мои слова. — Сейчас вы, вероятно, устали от всего этого. Но не пройдет года, как вы заскучаете и начнете менять мир вокруг себя. Поверьте, я вас слишком хорошо знаю...

Я рассмеялась. Потянулась за чашечкой с целастусом и сделала глоток, оттягивая время... Говорить об этом не хотелось.

— Я не уверена, что после коронации останусь собой, — коротко пересказала баронессе суть ритуала, который я провела семнадцать лет назад. — И если Призванная душа уйдет... Я не знаю, что останется. И какой я стану...

— Пф, — легкомысленно рассмеялась моя собеседница, — моя дорогая, с чего вы взяли, что Призванная душа так уж сильно изменила вас? Но даже если и так, я тем более хочу поехать с вами. Я уже слишком стара, чтобы править городом, пора уступить дорогу молодым. Весной в Ургороде пройдут выборы Великой матери. И тогда я буду свободна, как ветер.

Как бы мне ни хотелось забыть свою бабку, однако никакое другое наименование главы в Ургороде так и не прижилось. И правительницу города так и называли Великой матерью. Мне пришлось смириться.

Я улыбнулась:

— Именно. Вы, как ветер. Вам нужны замки, дворцы, балы, мужчины, которым можно кружить головы... Тихая семейная жизнь не для вас. Именно поэтому у вас никогда не было ни семьи, не детей...

Неожиданно я попала в самую точку. Баронесса опустила плечи. И будто бы съежилась... А потом, поставила пустую чашечку на стол и взглянула на меня.

— Вы правы... Когда-то так и было. Меня тяготили семейные узы. Я вышла замуж за старого барона, но с первого дня жила своей жизнью: развлекалась, как хотела, встречалась с мужчинами, с которыми хотела. К счастью, мой муж умер достаточно быстро, и не стал создавать мне проблем. И когда я узнала, что беременна... Это был такой ужас... Я не хотела детей. Я, вообще, не представляла себя матерью. Я сбежала из Яснограда в Ургород... А когда родила, оставила свою дочь там, на попечение своей сестры.

Я прикусила губу, чтобы не спросить. А ведь Великая мать говорила мне о том, что Анни дочь ее сестры. Но я забыла... И я не могла не признаться самой себе: я очень рада, что эта мерзкая паучиха, испортившая жизнь стольким людям, не мать моей матери, а всего лишь сестра моей бабки. К тому же сводная. Это же седьмая вода на киселе, почти не родственница.

— Я никогда не скрывала это от нее... И моя сестра не скрывала. Она тогда же родила сына, но по обычаю оставила его отцу. Только его отец всегда был слишком занят с моей сестрой. Она всюду таскала его с собой, не отпуская ни на секунду. Она была одержима им. И ее сын рос сам по себе... И всегда торчал под стенами дворца Великой матери.

— Нюнь?! — выдохнула я так и не сдержавшись.

— Нюнь, — кинула она. — поэтому Анни всегда заботилась о брате, ведь до него больше никому не было дела. Я думала, ей будет лучше там, чем со мной. Я слишком плохая мать. Правда, Анни, — она грустно улыбнулась, — так не думала. Она доверяла мне так, как никому другому. И я очень ценила ее доверие... Когда она умерла, — баронесса Шерши запнулась, — я сразу поняла, кто стоит за ее смертью. И не смогла простить сестру. С той поры я и начала собирать свою армию Дочерей.

— Значит ты моя прабабушка? — маленькая Хурра появилась из ниоткуда и вопросительно уставилась на ошеломленную баронессу.

— Ох, моя дорогая, — воскликнула она, хватившись за сердце, — если ты будешь появляться так внезапно, то мое старое сердце не выдержит. И у тебя не будет никакой прабабушки.

— Ладно, не буду, — с серьезным видом кивнула Хурра, бесцеремонно залезла на колени к баронессе и обняла ее за шею. — Я буду называть тебя бабушкой, можно?

Баронесса метнула на меня растерянный взгляд и хрипло ответила:

— Можно... — Она осторожно обняла мою дочь. И улыбнулась, — Простите, что сразу не рассказала правду. Я боялась, что вы отвернетесь от меня. Ведь я бросила Анни... Если бы я поступила по-другому, то может быть она была бы жива.

Я пожала плечами.

— Все совершают ошибки... Лиська, — позвала я няньку моей дочери. И когда она возникла, отделившись от стены, приказала, — иди, на сегодня ты свободна. Я сама присмотрю за Хуррой. И помни, что язык надо держать за зубами!

Лиська кивнула и, отступив назад, растворилась в тени стен. Я вздохнула. Кто бы мог подумать, что растить маленькую Богиню-воровку так сложно. В первый раз я потеряла ребенка через несколько дней после родов. У меня была истерика. Я обвиняла всех и каждого, я хотела объявить войну Абрегории, Эбрахилу и всему миру за то, что они украли мою дочь.

Я не знаю, каким образом Лиська оказалась в детской. Она появилась у колыбели, сунула туда руки и вытащила из абсолютно пустой постели, которую я проверила миллион раз, спокойно спящую Хурру. Оказалось, что Лиська видит ее даже тогда, когда она прячется. Так она и стала нянькой моей малышки, таскаясь за ней молчаливой и незаметной тенью.

— Я не буду просить у вас прощения за то, что оставила Анни. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно, — вздохнула баронесса, обнимая правнучку. — Но я прошу позволить мне поехать с вами. Сейчас, когда моя жизнь клонится к закату, я вдруг поняла, как это важно иметь семью... Хотя, — она