– Не прорвутся, – заверил Зигфрид, тоже бледный после пережитого. – Батя как раз закончил установку. Тварей ждет отличный сюрприз. Правда, не думаю, что им понравится…

Полудворф взял со стола бумаги с картинками из детской Библии.

– Меня вот эти рисунки больше всего пугают, если честно. Информации о них в планшете мало, но я уверен – они по мотивам древних баек явно придумали какое-то оружие. Шут его знает, что именно, времени подумать и поразгадывать этот сволочной ребус уже нет. Может, порошок, от которого сначала лягушки Марысины слегка болели, а сегодня и мы к едрене фене разложимся на органику. Или саранчу ядовитую, которая жрет не только посевы, но и вообще все живое и теплокровное, оставляя одни скелеты.

– Не каркай, – постучал по дереву Артур. – Тьфу ты, уже и я стал суеверным, как бабка старая. Ох уж эти ваши сказочки.

**

Рагнар действительно час назад орал так, что на руках и шее от гнева вздулись темно-синие вены. Досталось на орехи и Юлиану, и Зигфриду, и Гиннару, попробовавшему вступиться за сына. И лишь Июлия, глядя на Гелиоса, лежащего без сил после лечения мертвой водой, в итоге не выдержала и строго отчитала командира за крики у постели больного, который перенес тяжелое сотрясение мозга.

Седой сокол так удивился гневной тираде от девчонки, которая по меркам его народа считалась практически соплячкой, что замолчал. А потом, смерив нахальную пигалицу тяжелым взглядом, уже спокойнее сказал, что сотрясаться у рыжего в черепушке нечему, судя по его поведению с пленным врагом. И ехидно добавил.

– Раз тебе его жалко, ты и оставайся нянчиться. Ровене в ближайшие несколько часов точно будет не до рыжего. Я тебе даже волшебную чашу выдам, почти как в сказке, вдруг блевать нашего страдальца потянет, уж успей поднести. А ежели в туалет захочет, а ноги идти не будут, так тоже… поухаживаешь. Артефакт многозадачный, для всех подобных дел пригодится.

И, скверно ухмыльнувшись, сунул девушке в руки щербатое цинковое ведро.

– Рагнар, ты чего? – просипел Гелиос. На бледные до полупрозрачности щеки враз нахлынул злой румянец. – Я лучше сдохну, чем девчонке, с ранеными никогда не возившейся, с себя штаны позволю стянуть…

– Да что ты? – хмыкнул Рагнар. – Не замечал раньше за тобой подобной стыдливости. Посмотрел бы я на то, как Гелиос из рода Ульвара бьется с красивой девкой за собственные портки!

И обидно расхохотался. Гелиос в ответ только устало прикрыл глаза. Стать мишенью для насмешек оказалось неприятным, но сил спорить и язвить в ответ не было.

Зато Июлия моментально вскипела.

– И поухаживаю! – рявкнула она, выхватывая ведро из рук Рагнара. – Можно подумать, я там чего-то не видела! И вообще, уходите все, надоели своими воплями, у меня самой голова разболелась, при том, что я здорова! Даже не представляю, как плохо раненому!

И отвернулась к раковине, чтобы намочить холодной водой кусок марли, игнорируя многозначительные ухмылки и перемигивания за спиной.

Когда комната опустела, Гелиос разлепил опухшие веки и с трудом улыбнулся.

– Вот это была всем отповедям отповедь. Только я что-то не могу вспомнить, когда именно ты, кхм, чего-то не видела?

– Так на речке в первые дни, – фыркнула фея, отжимая марлю и осторожно накладывая ее на глаза пострадавшего. – Но я не приглядывалась, честное слово! А вообще, ты не стесняйся, у меня опыт есть, я в студенчестве в больнице подрабатывала, там тоже лежачих было полно, и с катетерами в мочевом пузыре, и обычных. Но в те времена хоть подгузников для взрослых хватало с избытком…

– А что такое катетеры и подгузники? – спросил рыжий, блаженно вздыхая – холодный компресс оказался как нельзя кстати.

Июлия, помявшись, объяснила. Гелиос поперхнулся и тут же заявил, что проклянет каждого, кто посмеет к нему подойти с эдаким непотребством. И вообще, он не собирается лежать неделю без туалета, душа, зубной пасты и горячих завтраков, а еще всех в бункере переживет, даже Рагнара.

– Охотно верю, – улыбнулась фея, накрывая раненого одеялом. – А теперь попробуй поспать, хорошо?

Гелиос снова вздохнул, и вдруг протянул руку и осторожно погладил девушку по тыльной стороне ладони.

– Посплю, – согласился он. – Только ты не уходи… Пожалуйста.

У Июлии сжалось сердце. Красивый иномирный здоровяк в самом расцвете сил, который совсем недавно спас ей жизнь, сейчас выглядел очень плохо: бледный, с повязкой на голове, между слоями которой светились зеленые кристаллы. На торчащих из-под бинтов рыжих волосах засохла кровь, а губы посинели.

– Не уйду, – шепнула она. – Я рядом посижу, в кресле. Рагнар говорит, что утром будет битва, но тебе драться нельзя, хоть раны и затянутся за пару часов. А я без твоего жизнеогня в драке бесполезна, так что лучше останусь. Слушай, может, тебе водички принести? Правда, после сотрясения с нее тошнит, но пить-то надо.

Гелиос не ответил, провалившись в тяжелый и глубокий лекарственный сон.

**

Тоненькая полоска неба на востоке поменяла цвет с глубокого синего на туманно-розовый. До восхода солнца оставался от силы час, поэтому в лесу стояла одуряющая тишина, лишь ласково шелестели листья березок, стоящих на пригорке, словно застенчивые девицы в белых сарафанах и зеленых платках. Илона свесила ноги вниз, болтая ими на самом краю опасного каменного уступа.

Опасного для кого угодно, кроме нее. Закрыв глаза, она напряженно вслушивалась в то, что ей рассказывала земля, и сама говорила с ней, упрашивая вывести из долины и ближайших окрестностей всех диких животных, даже полевок и кротов.

«Они неминуемо пострадают, если будет драка, – убеждала Илона. – Растениям проще восстановиться. Звери же, если начнется пожар или нахлынет толпа ищеек, будут совершенно беззащитны».

Перед прикрытыми веками подрагивали вязкие туманные картинки. Белки, зайцы, лесные птахи просыпались в дуплах, под кустами и на ветвях деревьев, сонно моргали, ощущая смутную тревогу, и торопились убраться подальше.

«Хоть бы люди в городах не пострадали, – обреченно думала Илона, не открывая глаз. – Вряд ли твари будут уничтожать направо-налево собственную кормовую базу, но с них станется выкосить пару населенных пунктов, просто чтобы нас наказать. Но соколов с драконами это точно не остановит, а нас…»

И людей тоже, с горечью осознала она. Нет смысла идти на какие-либо уступки, исполины за десять лет уничтожили большую часть жителей планеты. Потери соколов не шли ни в какое сравнение. Меньше сорока лет назад Земле грозило перенаселение, количество людей перевалило в те времена за семь миллиардов.

Теперь остался один. Илона почувствовала, как слезы сами собой текут по щекам.

Нет, больше терпеть нельзя. Выбор между ужасным концом и ужасом без конца был очевидным. Оставалось надеяться, что жертв будет меньше, чем подсказывает обуреваемый тревогой разум.