и напечатания её в возможно большем количестве экземпляров. Резолюция опубликована в „Известиях“ и „Вестнике театра“.

ТЕО Главполитпросвета, приложив резолюцию и требование нескольких рабочих и красноармейских театров о присылке пьесы, отправило в Госиздат отношение о срочном напечатании пьесы. 2 апреля мне выдали выписку распорядительной комиссии с постановлением: „ввиду отсутствия бумаги отложить“, — и с припиской: „книга на отзыв не посылалась“. Я указал гражданину Вейсу, что мотивировка недостатком бумаги несерьёзна, так как, во-первых, Госиздат находит бумагу для печатания самой низкопробной макулатуры вроде пьесы „На заре новой жизни“ Дерябиной или пьес Сабурова; во-вторых, эта макулатура издаётся в стотысячном тираже, „Мистерию“ же можно издать в очень ограниченном количестве — только для нужд театров, тем более что переписывание этой весьма требуемой пьесы на машинке отнимает у Республики и бумаги больше и больше рабочих часов, на что гр. Вейс мне ответил, что, конечно, для крайне нужной вещи бумагу можно было бы наскресть, но мы не считаем таковой „Мистерию“ и вообще против „подобных произведений“. — „Как же, — спросил я, — вы догадались, что пьеса ненужная, если она на отзыв не поступала, а если мнение о пьесе было предрешено до прочтения, то зачем нужна комедия с постановкой этого вопроса в комиссии?“ Ответом удостоен не был. Пьеса была переписана от руки и в таком виде была послана мной в Донбасс, в Тверь, ДВР, в Прагу, в Берлин и т. д. В некоторых городах Республики и за границей, по имеющимся у меня сведениям, она вышла или должна выйти в непродолжительном времени. Так как постановка „Мистерии“ в Первом театре РСФСР встретила исключительно хорошее отношение рабочей массы и газет (статьи в „Гудке“, „Труде“, „Известиях“, в „Комтруде“ и т. д.) и вызвала снова огромное требование, я снова обратился в Госиздат. На это обращение председатель коллегии Госиздата тов. Мещеряков мне сказал, что пьеса рабочим непонятна, ему лично она не нравится, что статьи и анкеты (собираемые в театре анкеты блестяще подтвердили понятность, нужность и революционность „Мистерии“) не убедительны, так как статьи пишет советская интеллигенция, а анкеты заполняют советские барышни, а его может интересовать только мнение рабочих. Тов. Мещеряков предложил устроить спектакль исключительно для рабочей аудитории и позвать его, чтобы он лично убедился в производимом впечатлении. Проверял ли когда-нибудь Госиздат таким образом беллетристическую чепуху, издаваемую им, — не думаю: за это б по головке не погладили.

Я заявил тов. Мещерякову, что нравится ли ему пьеса или нет, меня не интересует. Пьесы пишу не для Госиздата, а для РСФСР, но для испытания последнего средства на проверку согласился. Через МГСПС, при содействии тов. Охотова, был организован спектакль исключительно для рабочих-металлистов (ни один посторонний, даже по моим запискам, на спектакль попасть не мог). Несмотря на то что я сообщил о спектакле тов. Мещерякову заранее и он обещал быть, тов. не пришёл.

После спектакля, прошедшего под шумное одобрение зала, была единогласно принята резолюция, в которой „Мистерия“ приветствовалась как пролетарская пьеса, требовалось её издание в возможно большем количестве экземпляров и выражалось негодование по поводу госиздатского отношения к „Мистерии“ (резолюция в „Вестнике театра“).

После спектакля и принятия резолюции ко мне обратился редактор „Вестника театра“ тов. Загорский и предложил напечатать пьесу в „Вестнике“, неоднократно печатавшем агитационные пьесы. Так как Госиздат в театре отсутствовал, а держать экзамены мне надоело, я согласился, и пьеса вышла в 91–92 номере „Вестника“. Получив 1 июня служебную записку Всеработпроса за № 265, в которой пьеса была протарифицирована и предлагалось оплатить работу, и взяв отношение от ТЕО в Госиздат за № 180, удостоверяющее что пьеса принята и отпечатана, я отнёс эти бумаги в госиздатскую коллегию и просил уплатить построчную плату. На это тов. Мещеряков и тов. Вейс заявили мне, что надо нас всех предать суду Ревтрибунала за незаконное отпечатание „Мистерии“, а дело будет рассматриваться коллегией Госиздата. Платить же мне будут те, кто печатал пьесу (привлёк ли Госиздат кого-нибудь к ответственности за напечатание никчемных томов Немировича?). Я отправился в „Вестник театра“ и просил оплатить в „Вестнике“ ввиду отказа Госиздата. В „Вестнике“ мне сообщили, что Госиздат отказываться не имеет права, так как коллегия Наркомпроса передала ему всю смету „Вестника“. Не желая вести бесполезных разговоров с яростным Госиздатом, я подождал, пока была составлена „Вестником“ общая платёжная ведомость и отправлена в Госиздат. Когда через неделю я пришёл в Госиздат за справками, меня ждал новый сюрприз; коллегия, рассудив, что едва ли можно привлекать за напечатание революционной пьесы, напечатанной вполне законным образом на той бумаге, которая предназначалась для „Вестника театра“, выпустившего с этой целью двойной номер, попробовала новый способ отшибить у меня охоту писать и стараться напечатать написанное. На ведомости стояло: „распределительная комиссия 15/VII: поручить, финотделу проверить ведомость по тарифным ставкам и оплатить исключая пьесы Маяковского `Мистерия-Буфф`, 18/VII“ (подписи).

Таким образом, Госиздат признал: 1) законность отпечатания номера и 2) законность требований об оплате, предъявляемых Госиздату со стороны сотрудников. Меня же исключили, очевидно, просто потому, что я вообще Госиздату не нравлюсь. Я обратился с жалобой к Цекпрос. Цекпрос направил меня в юридический отдел ВЦСПС. Юридический отдел дал своё заключение, подтверждающее моё безусловное право на получение платы за труд. Тогда заведующий ТНО Цекпроса тов. Богомолов просил по телефону гр. Вейса дать объяснение по поводу неуплаты. Гр. Вейс (передаю со слов тов. Богомолова) в крайне раздражённом тоне отвечал, что пьеса к печати не дозволена (отложить за неимением бумаги — едва ли это запрещение?! В. М.), напечатана обманным путём и оплате не подлежит (интересно, арестованы ли наборщики, набиравшие эту „нелегальщину“, и получил ли плату корректор). Тов. Богомолов указал, что всё равно обязаны уплатить за труд, — если угодно, привлекая незаконно напечатавших, — обязанность же профсоюза защищать интересы трудящихся. На это гр. Вейс ответствовал: „Маяковский по отношению к `Мистерии-Буфф` меньше всего может быть назван трудящимся“, — и бросил трубку. Так как мы не могли догадаться, что могут означать эти загадочные слова, Цекпрос отправил официальную бумагу Госиздату, требующую немедленно сообщить в письменной форме причины неоплаты. Записка отправлена 22-го. Три раза я приходил в Цекпрос — ответа не было. На телефонные звонки нам отвечали, что ничего не знают, так как заседание будет, и то, может быть, через неделю. Через неделю ответа не последовало. Тогда тов. Богомолов снова телефонировал в Госиздат. Кто говорил с тов. Богомоловым и что — я не знаю. Тов. Богомолов сказал мне только, что платить не хотят, а говорили такое, что передать невозможно.

Мне эта комедия надоела. Я взял новое удостоверение о