Еще одна Вебер

…Я провела лежа в постели еще несколько дней. Почти все время просто лежала и спала. К такому образу жизни не привыкла ни я, ни девчонки. Они так и говорили: «Люда, в первый раз видим, что ты все время лежишь…» Но после всех этих непонятных уколов, которые мне понаделали, организму, видимо, нужно было перезагрузиться. Вот я и спала. А еще меня тревожило непривычно сильное сердцебиение, едва я вставала и начинала ходить. Меня все навещала Верочка, замеряла давление. Я рассказала ей про свое неспокойное сердце, и тогда меня вызвали на медку: «К терапевту!»

Путь до медки был не близкий, через кучи коридоров, с подъемом по трем лестничным маршам. И я едва дошла. Под конец стала реально задыхаться. Сердце билось и трепыхалось. И это у меня – той, которая ежедневно гуляла, качалась и вообще все время всячески двигалась! Когда я дошла до медки, села на лавку, тяжело дыша, вдруг чувствую, что с моей ногой что-то происходит. Задираю штанину и вижу, что в районе икры – раздувается огромный темный пузырь, словно бы вена лопнула и кровь выливается прямо под кожей. На моих глазах вырастает багровая шишка размером с теннисный мяч!

Я страшно испугалась. Елки палки! Что же такое со мной сотворили в тот день? Какие уколы мне тогда накололи? И что же стало с моими сосудами? С сердцем? Я хорошо помнила, что на той кардиограмме Равиль и начальница увидели что-то неладное. Не зря же они тогда до такой степени испугались, что хотели вызвать «скорую»!

Наконец меня вызвали в кабинет. Вижу, что терапевт – это какая-то совершенно новая тетя. Раньше на «шестерке» я ее не видела. Я рассказываю об испугавших меня симптомах, показываю ногу. Она осторожно ощупывает шишку, меряет мне давление, делает кардиограмму. И вообще реагирует очень участливо. И судя по ее обращению, очень осторожному и предельно вежливому, она похоже никогда до этого в тюрьмах не работала. «Видимо, недавно с воли!» – решила я. Интересно, а сохранилась ли информация о той кардиограмме? Я очень хотела это выяснить. И сделала попытку. Попросила посмотреть в моей карте кардиограмму, а также то, какие уколы за такое-то число мне делали. Тюремный врач со стажем послал бы меня далеко и подальше. Но эта новенькая стала листать мою карту. И говорит: «Вот, Равиль Махмутович записал, что да, вам в тот день сделали один укол. Димедрол».

Всего один укол димедрола? Равиль Махмутович? А что за укол сделала Галя-Валя? После которого я вырубилась и не могла встать? И что мне вообще вкалывали весь тот день?

– А что насчет кардиограммы? – спрашиваю.

– Да. И кардиограмма есть. Да, она зафиксировала пароксизмальный НРС… Видимо, был приступ тахикардии. Но сейчас ваша кардиограмма совершенно нормальная. Смотрите сами.

– Ясно. Но что же делать с сердцебиением – я ведь не могу нормально ходить и вообще двигаться?! И вот сосуд еще лопнул… Что мне делать?

– Ну хорошо бы провести комплексное обследование. Но у нас нет таких возможностей… Единственное, я могу прописать бета-блокаторы. Для замедления ритма сердца…

Она выписала мне рецепт, на этом мы и расстались.

Выхожу из кабинета, а там как раз Галя-Валя идет. В сторону выхода. А мне не охота торчать на медке еще три часа, и я окликаю ее:

– Здравствуйте! А вы на первый этаж идете? Можно с вами?

Она явно собиралась сказать «нет», но посмотрев на мое лицо, почти сплошь покрытое черной коркой, видимо, вспомнила меня и что-то такое почувствовала:

– Хорошо, иди за мной. Ты из 107-й, да? Вебер, кажется?

– Да…

– Ну и как ты себя чувствуешь?

«Ах ты зараза, – думаю. – Спросить бы тебя, что ты мне такое тогда вколола?!» Но, естественно, не спрашиваю. А начинаю повторять все то, что только что говорила терапевту. Про ногу, сердцебиение и так далее…

– Ну с этим тебе нужно к терапевту…

– А я как раз от нее.

– Да? И что она сказала?

– Да ничего. Выписала бета-блокаторы. И сказала, что нужно проводить комплексное обследование… А в СИЗО это невозможно.

– Хм… Но это и правда невозможно. У нас нет ни оборудования, ничего.

– Да я понимаю.

– Да и целей таких нет! Ведь в СИЗО у медсанчасти только одно назначение – подготовить заключенного для органов следствия и суда. Если температура – сбить, если давление, сердечко – дать что-то от симптомов. И все. Не вылечить – у нас и средств для этого нет, а только подготовить и передать.

«Ничего себе! Вот это она разоткровенничалась!» – думаю. А с другой стороны, какой смысл ей притворяться? Ведь все и так очевидно.

– Так что ты пропей курс. Того, что выписали. Это максимум, что здесь возможно, – добавляет Галя-Валя почти участливо.

Я возвращаюсь в камеру в сильной задумчивости. Ничего я пить не буду! И больше никакой химии в свой организм не допущу. И вообще, больше на эту медку – ни ногой! Хватит с меня этой тюремной медицины! Как-нибудь сама выкарабкаюсь! И хватит лежать!

Я начала потихоньку двигаться, перебралась обратно на свой второй этаж. Снова стала заниматься, невзирая на постоянную усталость и одышку. И старалась не думать о том, что во мне что-то, скорее всего, бесповоротно испортилось.

А вся эта медицинская история завершилась весьма странным постскриптумом.

Вызывают меня через пару дней на медку. Я спрашиваю: «По какому поводу?» И наша постоянная дежурка, довольно-таки дружелюбная казашка Айшат, говорит:

– К психологу.

– К психологу? Зачем? – я удивляюсь, так как за все время я ни разу не была у здешнего психолога. Но может сейчас вызывают из-за произошедшей истории?

– Как зачем? Вебер, ты же просилась на прием к психологу? Писала заявление? Вот тебя и вызвали!

– Я писала? Нет! Я ничего не писала! – я удивляюсь еще больше. Какое еще заявление? У меня что, провалы в памяти?..

– Как не писала?! Вот у меня указано: «Вебер к психологу, по заявлению…»

– Да я ничего не писала! Это какая-то ошибка!

– Слушай, Вебер, я ничего не знаю. Мое дело – отвести тебя на медку, а там сама разбирайся.

Ну ладно, думаю. Действительно, Айшат тут точно ничего не решает.

Приходим на медку. Захожу в кабинет к психологу. Сразу же со словами:

– Я Вебер, но я не писала заявление к психологу!

Психолог, деловой лысый дядечка, смотрит на меня поверх очков и быстро выуживает медкарту из вороха других:

– Даниэла Вебер?

– Что? Нет! Я Людмила! Вебер Людмила Владимировна…

– Ясно. Ошибка вышла. Это