Йесли осторожно кивнула:

– Значит, ты не совершала преступлений? Не нарушала законов войны?

– По-моему, я только что сказала это.

– Йесли права, – примирительно проговорил Спрай. – Неплохо бы понимать твои намерения, Скар. Не то чтобы мы принципиально тебе не доверяем, но ведь, честно говоря, ты захватила власть, угрожая ни в чем не повинному члену экипажа.

– Который спасался бегством от толпы, собиравшейся разорвать его на куски, – отозвалась я.

Спрай кивнул:

– И все же?

– Я воспользовалась пистолетом, чтобы донести до всех суть дела. Но Прад понимает, что против него лично я ничего не имею. Впрочем, ты имеешь право спрашивать. Все вы имеете. Чего я хочу? По правде говоря, я не собираюсь руководить этим кораблем. Вы сами это уладите, как только вернется Прад с координатами и прикидками насчет того, сколько мы пробыли в отключке. Я же лишь хочу позаботиться о том, чтобы у нас был шанс добраться домой, сколько бы времени это ни заняло. – Я помолчала. – И есть одно незавершенное дело, которое я хочу довести до конца.

– Дело? – недоверчиво переспросила Йесли.

– На этом корабле летит человек, с которым я хочу встретиться. Я видела его на одном из экранов, перед тем как заставила всех разойтись по колесам. Потом, в общей суматохе, было трудно отследить его перемещения. Я думаю, он это понимает и использует неразбериху к своей выгоде. Но он может находиться лишь в одном из трех колес, и он одет в такую же серебристую одежду, как и мы с вами, а не в черное, как члены экипажа. Я знаю его как Орвина, хотя, возможно, сейчас он пользуется другим именем. Но его нетрудно будет опознать. Очень крупный мужчина, с очень белыми волосами, лицом чем-то похож на младенца.

– Кто он такой? – спросил Спрай.

– Военный преступник. В отличие от тебя – настоящий. Однажды я столкнулась с ним. Мы находились на одной планете, когда объявили о заключении мира. Он плохо обошелся со мной, и я намерена это исправить.

– Значит, – сказал Кроул, – ты хочешь отомстить.

Я посмотрела на него, старательно делая вид, что обдумываю ответ.

– Да.

Кажется, этого они не ожидали.

– Я думала, что линчующие толпы ушли в прошлое, – сказала Йесли.

– Верно, – кивнула я. – Никакой толпы. Только он и я, и, возможно, что-нибудь острое. Как только я разберусь с ним, как только верну долг – корабль ваш. Устройте триумвират. Устройте диктатуру. Правьте как пожелаете, мне плевать. Мне нужен только Орвин и немного времени наедине с ним.

Спрай так и стоял, скрестив мускулистые руки на груди:

– Как ты предлагаешь это устроить?

– На время изолировать колеса друг от друга. Вы трое вернетесь к себе и организуете поисковые партии из тех, кого сочтете достойными доверия. Потом начнете просматривать своих людей, одного за другим. Изолируйте всех, кто подпадает под описание или вызывает малейшие сомнения, до тех пор пока я на них не посмотрю. Мое личное присутствие не требуется. Прад поможет мне воспользоваться камерами.

– Этот Орвин знает, что ты его ищешь? – спросила Йесли.

– Я сделала ошибку, назвав свое имя. Орвин его знает, и, я думаю, он помнит, как бросил меня умирать.

– У тебя необычное имя, – признал Спрай.

– Мне это все не нравится, – сказала Йесли.

– Мне тоже. Но мысль о том, что Орвин среди нас, нравится мне еще меньше.

Я резко обернулась, почувствовав, что Прад идет к нам по коридору от командного пункта. По его лицу я сразу поняла: дело неладно.

Я попыталась было спросить его, что случилось.

Прад резко остановился. Он выглядел кошмарно нездоровым. Будь у него хоть что-то в желудке, его бы, наверное, вырвало.

Хотя нет, дело было не в болезни. Мне доводилось видеть на войне людей с таким лицом. Как правило, человек видел то, чего нормальным людям видеть не стоит никогда. Обычно он осознавал, что все мы – непрочные мешки мяса, костей и крови, которых почти ничто не связывает. Прад осознал другую, но не менее шокирующую истину.

– Прад, – обратилась я к нему.

– Я не могу… – начал было он.

– Прад, давай говори.

Но он лишь твердил, что ему очень, очень, очень жаль.

Йесли, Спрай и Кроул пошли вместе со мной и Прадом в командный пункт. Кажется, Прад так и пребывал на грани истерики.

– Тут какая-то ошибка, – сказала я, пытаясь успокоить его. – Что бы ты ни обнаружил, это не может быть таким ужасным, каким кажется. Ты, как и все мы, сейчас не в лучшей форме.

Я делала то же, что и на войне, – пыталась избавить человека от парализовавших его шока и страха, чтобы он двигался, реагировал и действовал, а не умирал.

– Ты не понимаешь, Скар. Нет никакой ошибки.

– Давай говори. Расскажи нам, что ты обнаружил.

– Эти сведения ничего уже не изменят.

– Говори давай! – рявкнула я.

Наконец он немного пришел в себя. Но на это потребовалось время. Прад не был солдатом и не умел перебарывать шок ради выживания.

Но когда он начал объяснять нам технические подробности, это помогло. Перечисление научных фактов и проблем было для него сродни молитве. Эти слова давали ему некую точку опоры, пусть и непрочную.

Он рассказал нам о пульсарах – то, что уже рассказывал мне. О том, как корабельные системы могут использовать пульсары для определения координат, даже если с ФлотНетом возникнут сложности.

– По идее, это просто, – сказал Прад. Он все еще дрожал и был бледен, но, по крайней мере, мог уже строить связные предложения. – Есть яркие пульсары, и есть слабые. Нам требовалось лишь зафиксировать несколько сильных, чтобы определить координаты. Сфинкс, Обезьяна, еще несколько штук. Но ничего не получилось! Сигналы, которые мы засекли, слишком сильно отличались от ожидаемых частот, автоматические корреляторы не работают. Это я виноват – задал недостаточно широкое временно́е окно!

– И что это означает? – спросил Спрай.

– Все пульсары постепенно замедляются, потому что теряют энергию вращения. Это общеизвестный факт. Частота повторения импульсов медленно снижается. Но даже за многие годы она должна уменьшиться лишь на доли миллисекунды. – Прад судорожно сглотнул. – За человеческую жизнь изменения едва заметны. Да, есть усложняющие факторы – помехи, из-за которых пульсар внезапно начинает вращаться медленнее или быстрее. Поэтому нам требуется несколько пульсаров, чтобы сгладить эти эффекты. Я все это учел. Но даже так корреляторы не смогли нацелиться. Я задал рамки поиска протяженностью в несколько десятилетий. Точнее, в одно столетие, на всякий случай.

– Столетие? – переспросила Йесли, словно подозревала, что ослышалась. – Вы думаете, что мы могли пробыть в гибернации так долго?