мне все то худшее, что в нем есть, но я быстро поняла, что этот спектакль разыгрывается ради меня одной. Это стало очевидным, когда я откинула свое предубеждение и понаблюдала за братьями во время совместных трапез, вечеров в гостиной и их совместного изучения моего телефона.

Когда человек молчит, он многое узнает. Так и я из обрывков разговоров поняла, что, несмотря на отвратительный характер, у Хакима было очень доброе сердце.

Я могла бы с ходу назвать с десяток его недостатков, но в их число не входила жестокость. И пусть он определенно не славился постоянством в своих увлечениях – взять хотя бы Ами – и разбил не одно девичье сердце, Хаким уважительно относился к женщинам.

Все, что я узнала о нем, шло вразрез с его ужасным отношением ко мне.

Но то, что случилось сегодня, возникшее между нами напряжение, которое свело нас обоих с ума… Сначала это не давало мне покоя, но в итоге все встало на свои места. По непонятной причине Хакима тянуло ко мне так же, как и меня к нему с самого первого дня.

Но я была и остаюсь гостьей его брата. Девушкой, которая оказалась в трудной ситуации и которая не заинтересована в том, чтобы добавлять в список своих проблем еще и мимолетные связи с местными красавцами.

Возможно, мне только хочется верить в эту, казалось бы, складную теорию, но сегодня она действительно нашла подтверждение. Мне впервые за все время, проведенное в этом доме, показалось, что Хаким не притворялся, и я видела в нем того же человека с добрым сердцем, каким он был рядом с Брайсом.

Если моя версия верна, то Хаким прав, и не только в том, что меня не интересуют одноразовые встречи сексуального характера. Нам следует держаться друг от друга подальше. Мои сны заканчивались трагично, и я не хочу проверять, были ли они вещими. Наверняка Хаким скоро уедет по своим важным делам, а я постараюсь как можно скорее адаптироваться в этом мире и съехать от Брайса. И тогда мы просто забудем друг о друге, словно это был очередной сон.

Оставалось убедить в этом мое глупое сердце, замирающее, едва Хаким оказывался поблизости. Заставить себя забыть его прикосновения и пряный аромат его кожи.

События этой ночи были кошмаром, но они подтвердили мои опасения: нет никакого смысла возвращаться в свой мир. Меня и раньше ничего там не держало, кроме друзей, с которыми мы строили планы на будущее.

Но какое будущее меня ждет, если я вернусь после всего? Что вообще меня там ждет?

Родители, которые продали меня, словно какую-то вещь, и к которым я не питала никаких чувств, кроме отвращения и разочарования?

Бывший жених, который сначала изменил мне, а потом и вовсе слетел с катушек?

Друзья, которые, вероятно, ненавидят меня? Или в лучшем случае уже оплакали мою гибель. Даже если так, без Лилли уже ничего не будет как прежде.

Пора признать, что остаться в этом мире – лучший, если не единственный вариант для меня. Но я не спешила принимать какие-то решения, это может подождать. Прежде всего, я должна выяснить, кому я обязана разрушенной жизнью.

Еще с подросткового возраста, когда любая проблема казалась концом света, у нас с Лилли была любимая мантра.

«Когда рушится жизнь, важно успеть отскочить», – говорили мы. Мы не помнили, откуда взяли эту фразу и до определенного возраста даже не до конца понимали ее значение. Но мы каждый раз повторяли ее и вместе проживали все трудные моменты, утешая и поддерживая друг друга, как могли.

– Моя жизнь была разрушена на моих же глазах, моими же руками. Но я успела отскочить, – прошептала я, обращаясь к самому дорогому мне человеку. – Клянусь тебе, Лилли, я обязательно выясню, кто за этим стоит. И тогда он ответит за все.

Глава 10

Станет легче

Уперев руки в бока, я стояла в окружении стеллажей, занимающих три стены просторной библиотеки, и проклинала тот миг, когда решила взять себе книгу. Как вообще можно выбрать из такого количества, если практически ничего не знаешь о местной культуре?

Конечно, немного упрощало задачу то, что добрая половина книг была написана на незнакомых мне языках, но это утешение работало недолго, поэтому, обреченно простонав, я решила нарушить негласное правило родного мира и выбрать книгу по обложке. Главным критерием стало не только оформление, но и наличие хотя бы одного понятного мне слова на корешке.

Вновь пробежавшись взглядом по полкам, я увидела яркий серебристый корешок с витиеватыми буквами. Книга выглядела притягательно и одновременно устрашающе из-за алых букв, образующих слово «Хейлу». Значение слова я не знала, но ведь у меня получилось его прочитать, а это уже победа. Решив, что книга подходит под мои критерии выбора, я с энтузиазмом вытянула ее из ряда менее впечатляющих изданий и чуть не вывихнула запястье: томик неожиданно оказался очень тяжелым.

Кожаная обложка выглядела… уже не новой. На ней также красовалось жуткое слово «Хейлу», выведенное теми же алыми буквами, оттенок которых напоминал кровь.

Я поудобнее перехватила книгу двумя руками и уже хотела ее полистать, когда услышала шум со стороны гостиной и причитающий женский голос. Положив приглянувшуюся книгу на ближайшую полку, я выскочила из библиотеки и увидела незнакомку в окружении множества яблок и нескольких десятков яиц, часть которых уцелела и теперь весело каталась по полу вместе с фруктами.

Женщина тихо ругалась, сжимая в руках две большие тканевые сумки, дно которых оставалось целым, в отличие от третьей. Незнакомка словно разрывалась между желанием убрать беспорядок и отнести остальные продукты на кухню.

– Сейчас я вам помогу, – сказала я, подходя ближе. Чуть ли не подпрыгнув от неожиданности, на меня посмотрела раскрасневшаяся и запыхавшаяся женщина лет сорока.

У нее были очень приятные добрые черты лица, а небольшие морщинки вокруг рта и глаз говорили, что она часто улыбается. Но сейчас Элика – а я была почти уверена, что это именно она – смотрела на меня своими испуганными карими глазами, не зная, что сказать.

За все время, что я провела в доме Брайса, мне никак не удавалось встретиться с Эликой, и порой я даже сомневалась в ее существовании. Брайс говорил, что она приходит рано, когда я еще сплю.

К слову, первую неделю я в целом много спала и много плакала. Мне ничего не хотелось, я нечасто покидала комнату и еще реже – дом. Все мои дни слились в один, и это время мне было нужно, чтобы осознать случившееся. Но Хакиму каждый раз все-таки удавалось вывести меня на эмоции своим отвратительным поведением.

На вторую неделю я начала приходить в себя, проводить больше времени с братьями, которые периодически отлучались по каким-то своим делам, и стала чаще выходить из дома.

И вот прошло уже чуть больше трех недель, как Брайс выловил меня из озера. Я понемногу адаптировалась к новым реалиям, перестала сомневаться в своем психическом здоровье и начала нормально общаться с Брайсом и его несносным братом. Расспрашивала их обоих о местных порядках и даже каждый день гуляла, правда, далеко от дома не отходила.

Я все еще чувствовала пустоту внутри, но больше не плакала и старалась взять себя в руки, чувствуя, что это еще не конец моих злоключений.

– Простите, я не хотела вас напугать, – смутившись, что добавила женщине лишних тревог, я улыбнулась ей и принялась собирать разбежавшиеся яблоки.

– Госпожа, что вы, – выдохнула она. – Я сейчас все уберу! Простите меня за такой беспорядок.

– Глупости, – отмахнулась я, поднимаясь на ноги с фруктами в руках. – Меня зовут Лив, и никакая я не госпожа.

– Я не смею так обращаться к вам, – ужаснулась Элика, и у меня закрались сомнения насчет того, какие гости бывают в этом доме.

– Вы ведь Элика, да? – проигнорировав ее ответ и буквально силой забрав у нее одну из сумок, я сложила в нее яблоки и направилась в кухню.

– Да, госпожа, – не унималась та, плетясь за мной.

– Прошу, просто Лив, – я поставила сумку и успела поймать очередного яблочного беглеца. – Неужели вы всегда таскаете такую тяжесть?

– Разве это тяжесть! – воскликнула Элика. – Помню, однажды госпожа Диллар устраивала прием в честь помолвки старшего сына, вот тогда была тяжесть: мы всей кухней на утро не могли разогнуть спины.

– В честь помолвки Хакима? – спросила я, всем своим видом выражая