Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы разговорились об охоте. Тут я убедился, что имею дело с большим знатоком и любителем природы и животных. Пегги осуждала современные способы охоты на крокодилов.
– Это не охота, а бойня. Крокодилов – вернее сказать, аллигаторов – гипнотизируют электрическим фонарем, подходят на лодке совсем вплотную и выстреливают из ружья в упор, прямо в глаз. Ружье обыкновенно бывает обрызгано крокодиловыми мозгами. Противно смотреть. Девчонкой и я охотилась на аллигаторов – ведь здесь их, на реке, видимо-невидимо, – но наша детская охота была все же благороднее, нежели охота взрослых. Братья влезали в воду с длинными железными прутьями и тормошили аллигаторов, дразнили и щекотали их с целью заставить вылезти на берег, а раз на суше, я быстро затягивала их челюсти веревкой. Крокодил с перетянутой глоткой почти безвреден, покорен, как ягненок… Злое, но и глупое же животное…
– А какая разница между крокодилом и аллигатором?
– Да почти никакой. У крокодилов нос более заостренный, и нравом они хуже аллигаторов. Крокодилы теперь редки стали, все больше аллигаторы. Мне, однако, достался однажды крокодил длиною в десять футов; я ему быстро затянула его злоядную ртину простым платком, у меня под рукой не было веревки, а потом мы могли с ним делать, что хотели.
– А ваши братья разве не рисковали, идя в реку за крокодилами?
– О нет! Во-первых, с длинными жердями им нечего близко подходить к животному, а во-вторых, аллигатор не так-то скоро продвигается с места на место. Необходимо только на эту охоту идти в длинных кожаных сапогах, потому что в тех местах, где аллигаторы любят прохлаждаться, вода мутная, грязная и изобилует водяными змеями. Змеи кусаются, когда их беспокоят, но водяные змеи вообще не так опасны, как те, которые встречаются в лесах… Хуже нет змеи, чем гремучка. Их следовало бы всех истребить. Я рада, что могу сказать, что на своем веку уничтожила несколько штук… А вот относительно охоты на черепах, так я этому спорту не сочувствую… Черепаха глупа, спору нет, но она никому не мешает и вреда не чинит. Человек за ней охотится исключительно с целью наживы. Охотники выжидают, когда большие черепахи приходят греться на солнце. В воде с ними ничего не поделаешь, а вот на суше их переворачивают на спину, тогда несчастное животное в вашей полной власти. Перевернуться и снова стать на ноги самостоятельно черепаха не может. Обыкновенно, повалив черепаху на спину, охотники уходят отдыхать, потому что перевернуть большую черепаху не так-то легко, требуется большое усилие взрослого человека… Сердце разрывается слышать, как плачут черепахи, лежа на спине. Плачут, вздыхают, рыдают, совсем как люди… Сколько раз девчонкой я приходила в отсутствие охотников и старалась отпустить этих несчастных животных на волю. Трудно мне это было, но иногда удавалось, надо было также прятаться от охотников, а то, если б меня поймали, худо бы пришлось. Меня спасало от подозрения то, что никто бы не поверил, что такая маленькая, как я, может своими плечами поставить на ноги большую черепаху.
– А что делали черепахи, когда вы их перевертывали?
– Да ничего, что может сделать такое неуклюжее животное? Когда они становились на ноги, тотчас же без оглядки ползли в воду. Там они чувствовали себя целыми и невредимыми и, видимо, были довольны.
Пегги мне еще много нарассказала о жизни на плантациях, под аккомпанемент поэтических песен негров. Наконец, мелодичные звуки затихли, жизнь на пароходе застыла, стало совсем темно и свежо.
– Пора спать, – проговорила Пегги.
– А мне бы тут хотелось остаться на всю ночь, – заметил я.
– Да разумеется, на палубе, я никогда в каюту и не схожу. Только ваше кресло вовсе не приготовлено на ночь. Я вас научу.
И в два-три приема Пегги из моего кресла сделала постель. То же она проделала и со своим креслом. Затем она сняла свою соломенную шляпу, и собранные под нею локоны распустились, живописно обрамляя лицо. Пегги походила на ангела. Нисколько не стесняясь моим присутствием, она продолжала готовить себя к ночи. Заметив, что у нее не было ничего теплого с собой, я предложил Пегги мой плед.
– Ночь будет холодная, – сказал я, – а у меня, как видите, и пальто, и кашне и прочее.
Пегги колебалась.
– Знаете, – произнесла она, – мне пришла отличная мысль. Мы оба можем воспользоваться вашим пледом. Подвиньте ваше кресло к моему, – командовала она с серьезным видом, – вот так, совсем вплотную. Теперь ложитесь. Ложитесь, я вам говорю.
Она развернула плед и постелила его, как одеяло над моим и ее креслом, затем она сама легла под плед и очень уютно и удобно прикрылась им на ночь.
– Вот так хорошо, – проговорила Пегги, – и вам довольно, и мне за глаза… Какой я прекрасный день прожила… удачно свиней продала… вас встретила, и так мы приятно время провели… не правда ли? – Пегги рассмеялась: – А вы еще боялись, стеснялись со мной заговорить… – Прошло еще несколько минут. – А я не спросила, как вас зовут?
Я назвался по имени.
– Питер, – проговорила она, – вы не американец.
– Нет, я – русский.
– Русский… как это далеко. Я едва знаю, что такое Россия, такая я невежественная… Наверное, у вас нет ничего подобного Оклавахе?
– Оклавахи нет, но есть другие достопримечательности. Во всякой стране есть свои…
Наступило молчание.
– Питер, – прошептала Пегги, – вы не спите?.. Я хотела вас спросить, – вы не собираетесь здесь поселиться и завести плантацию?
– По правде сказать, – нет. А почему вы спрашиваете?
– Потому, что тогда я вам продала бы моих свиней. Смотрите, не проспите восхода солнца на Оклавахе… он так хорош… Оклаваха, – шептала она, – это мое царство, меня здесь даже дикие звери слушают… Спите, милый Питер… Как хорошо, я уже на пути в рай…
Я слышал, как она прошептала слова молитвы, и через три минуты спала, спала бесшумно, как ребенок. Я мог только расслышать тихое и мерное дыхание.
Не могу сказать, чтобы я спал спокойно. Все время я пробуждался, испытывая некоторую неловкость лежать рядом под одним одеялом с этим неведомым мне очаровательным существом, но Пегги спала как ни в чем не бывало, не размыкая глаз. Ее каштановые кудри в беспорядке