семьи. Да и сами подозреваемые были с дядей Сеней где-то согласны.

– Во-первых, у Алиски был мотив, отец бы костьми лег, но не допустил бы ее свадьбы с Костей – бродягой и лицом без определенного места жительства, – сказал Элик.

Алиска тут же парировала:

– А у Элика был другой мотив, ему срочно нужны были деньги, которые отец отказался ему выдавать.

И уже вдвоем они дружно закончили:

– И, наконец, Виктория могла желать смерти дяди, потому что в этом случае она получала то, из-за чего ее собственный отец схлопотал сердечный приступ и умер.

– Все это так, – кивнула Виктория, – все это верно, но с одним лишь уточнением. Мы – все трое – не убивали Георгия Сергеевича!

– Значит, поиск настоящего убийцы – это в первую очередь наша с вами задача и цель. Потому что не найдем его мы, обвинят кого-нибудь из нас! Даже если и не посадят, отмыться от людской молвы будет непросто. На всю жизнь заклеймят нас как отцеубийц! А нам ведь тут еще жить!

За ночь Элик многое обдумал и теперь совсем иначе смотрел на присутствие в доме Саши с Бароном. Он даже пригласил их позавтракать и соизволил лично положить Барону его порцию. Багира с сыновьями такой чести не удостоились. Их Элик одновременно покормить не сообразил, и кошка забралась на холодильник, откуда сверкала сердитым взглядом на собаку. Где это видано, какой-то пришлый пес пожирает завтрак раньше законной хозяйки и царицы этих мест!

Персик с Лапсиком отнеслись к происходящему попроще, они подобрались к Барону и принялись таскать кусочки из его миски. Барон опешил, но, помня наказ хозяина, что здешние кошки – это его лучшие друзья и уж точно обижать их ни в коем случае нельзя, начал лишь быстрее двигать челюстями. И с завтраком у животных было покончено в считаные секунды.

– Давайте еще раз вспомним, кто был вчера на салюте, а кого не было, – предложил Витя.

– Что толку? Мы вчера только этим и занимались.

– Нет, мне кажется, что убийца – это кто-то не из наших.

– Хорошо бы это было так, – вздохнула Алиска. – Но откуда этот человек мог знать, где папа хранит оружие?

– Если это был вор, который проник в дом, когда мы все глазели на салют, а папа его случайно застукал в момент кражи, то преступник мог обнаружить оружие самостоятельно. Рылся в комнате, залез в ящик, а там пистолет!

– А тут входит папа. Преступник в него стреляет, папа падает на кровать и умирает.

– А преступник удирает так же, как и пришел, через окно!

И все посмотрели на Алису. Ведь пока что было известно, что через окно от них уходил только один человек.

Алиска поспешно возразила:

– Нет! Костя не мог!

– Пусть полиция его проверит, если на его коже нет следов пороховой гари, то и все, претензий к нему никаких.

– В самом деле, почему мы должны верить на слово какому-то проходимцу!

– Он не проходимец, он мой жених!

– Как будто бы жених не может оказаться проходимцем!

Алиса немножко надулась, но ей напомнили, что ей самой вчера пришлось пройти через унизительную процедуру осмотра.

– И ничего! – заявил Элик. – Живы остались! Ничего ни у тебя, ни у меня от этого не отвалилось. И у твоего Кости не отвалится! Если ни в чем не виноват, то отпустят, как нас с тобой отпустили.

– Делайте что хотите, – вздохнула Алиса. – И вообще, можно подумать, будто бы вам мое разрешение нужно! Все равно сделаете как нужно.

– Сделаем.

– Только предупредите Костю, что я была против и всячески его защищала! Ни на минуту не поверю, что это мог быть он!

Саша тоже не верил. Зачем Косте обворовывать дом своей невесты? Зачем красть какую-то несчастную картину у без пяти минут тестя? Алиска могла принести своему жениху куда большее богатство, глупо было бы все испортить из-за ерунды. Какие там ценности могли находиться в комнате у Георгия Сергеевича? Сейф-то ведь остался нетронут. И снова в голову Саше полезли мысли о картине с сукой и ее щенками.

Вот зачем вору было красть ее исключительно для того, чтобы потом уничтожить? Было в этом нечто чрезвычайно важное, что прямо цепляло Сашин поток мыслей, словно шероховатый заусенец тонкую ткань. Но его снова отвлекли от умных мыслей.

Появилась с растерянным видом Алиса, которая произнесла:

– Мне только что почему-то с телефона Кости звонил Буся, велел немедленно мчаться к ним. Голос у него был такой взволнованный, что я хочу пойти.

– Так иди.

– Одной мне страшновато.

– Там же полиция.

– Они в доме. А Буся меня на свалку зовет прийти.

– Что случилось-то?

– Он не говорит, – жалобно произнесла Алиска и взмолилась: – Саша, будь другом, сходи со мной! Нет, ребята они все славные, но… мало ли что. Я не понимаю, почему Костя мне сам не позвонил.

– Схожу, конечно, – Саше и самому сделалось не по себе. – Чего там у Кости еще стряслось? Он же должен был караулить на свалке очередную украденную картину.

– Ту, что украли у Глафиры.

– Может, Костя увидел, кто ее принес, и хочет нам с тобой об этом сообщить?

Но почему не мог позвонить сам?

Ответ на этот вопрос был очень прост. Костя лежал на пустыре, а в груди у него зияло два пулевых отверстия. Алиса при виде тела жениха как окаменела, так и осталась стоять столбом. Ни крика, ни слез, она просто стояла и смотрела на Костю, словно не верила, что все это происходит с ней и на самом деле.

– Застрелили его, – сообщил Буся им, словно бы это не было понятно и так.

Бусю они видели вчера. Был он парень упитанный, добродушный и, в отличие от всей прочей компании, был местным жителем.

– Я первым спохватился, что Костя что-то назад долго не возвращается. Потом полиция приехала, тоже его спрашивают. А его нету. Звоню ему, он не отвечает. Я пошел проверить, знал, где он будет, а он вот тут… лежит. Холодный уже был.

Саша и сам видел, что смерть наступила несколько часов назад. На теле Кости кровь уже запеклась и свернулась. Похоже, дежурство Кости не продлилось долго. Убийца выстрелил в него почти сразу после того, как Костя занял свое место. Об этом же говорила и пачка семечек, рассыпавшаяся возле Кости. Было ясно, что он намеревался погрызть семечки, коротая время, но успел съесть всего несколько штучек, остальные остались в пачке или были рассыпаны на земле.

– Что делать? У нас дома полиция, за ними сбегать?

Саша кивнул.

– Я чего позвонил, – шепотом произнес Буся, – думал, может, Алиска над своим мужиком поплакать