Выходнашелся спротивоположнойстороны купола.Вниз, оплетаяодну из колоннпавильона,спускаласьвинтовая лестница.Когда-то выкрашеннаяв белый цвет,а сейчас облезшая,с проступившейржавчиной. Входна лестницупреграждаларешетчатаядверь. И этадверь былазаперта. Арсенийподергал заржавые прутья,попыталсядотянутьсядо лестницы,держась однойрукой за перила,— ничего невышло. Тот, ктовоспользовалсяэтой лестницей,не оставил емуни единогошанса.

Арсенийтихо выругался.Словно в ответнебо разразилосьраскатом грома,а кленоваяветка плетьюударила полицу. Щеку обожглоболью. Горячиекапли кровисмешались схолоднымидождевыми.Арсений стерих рукавом,обернулся кзамершему усамого краяплощадки Гриму:

— Все,пойдем, друг.Нам здесь большенечего делать.

Гримсогласно рыкнул,первым прыгнулв черный провалдвери. Арсенийшагнул следом.

Чтобы там ни думалаНата, его миссияв этом доме,скорее всего,подошла к концу.Он почти уверен,что виновникасвоих бед ейнужно искатьсреди живых,а не среди мертвых,но, чтобы убедитьсяв этом окончательно,нужно довестидело до конца.Флейта привычнолегла в ладонь,Арсений улыбнулсяей, как давнемудругу...

*****

Мальчишка...Крысолов оставалсяв доме недолго,ограничилсябеглым осмотром.Может, особеннымсвоим охотничьимчутьем почуял,что искатьСавву нужнов парке, а нездесь. Пустьбы так! Пустьбы хоть в домене было ничеготакого, от чегоневозможноуснуть и хочетсябез концаоглядыватьсяпо сторонам.Она устала.Столько летжить с этимтяжким грузом,одновременнождать и бояться,что когда-нибудьее тайна будетраскрыта.

Дождь,неистовый и,казалось, вечный,бился в запертоеокно с такойсилой, что дребезжалистекла. А там,под дождем, вмутном светефонаря стоялидвое: Крысолови его адскийпес. Ната поежилась,щелкнула зажигалкой,прикуриваяуже которуюпо счету сигарету.Завтра Зинаиданепременностанет ругаться,когда увидит,сколько онавыкурила. Дабог с ним — сзавтрашнимднем! Ей бысегодняшнююночь пережить...

ПокаНата прикуривала,Крысолов исчез.

— Воти посмотрим,— сказала она,выпускал облачкодыма. — Слышишь,Савва?! Я не сдамсябез боя, ты менязнаешь!

Желаниеобернуться,и заглянутьв черные глазамертвого мужабыло сильным,но Ната себяпоборола. Ейне впервой. Онасправится.

Светпогас внезапно.Хрустальнаялюстра беспомощномигнула, и домпогрузилсяво тьму. Страшную,кромешную,наполненнуюособенной,неведомойобычному человекужизнью.

—Пробки!Надо сказатьАкиму, чтобыперепроверил.Собственныйголос показалсяНате слабыми испуганным.Страх в ее нынешнемположениинедопустимаяроскошь. Ейнельзя бояться,у нее простонет на это права.Сейчас придетМарта и принесетсвечи.

Секундыскладывалисьв минуты, а внучкавсе не шла. Глазауже началипривыкать ктемноте, а всердце рослатревога. Промобильныйтелефон Натавспомнила,когда нервы,и без тогорасшатанныепроисходящим,были уже натянутыдо предела.

ТелефонМарты молчал,так же как молчали телефон Акима.А больше звонитьнекому, онавсех отослала.Оставила толькоАкима, да и толишь потому,что ему некудаидти. Может,Марта уехала?Обиделась ирешила показатьхарактер? Пустьлучше так. Нужнобыло сразуотправить ееобратно в город,как толькоприехал этот...Крысолов. Девочкездесь нечегоделать, особенносейчас, в темноте.Ната отшвырнулабесполезныйтелефон, в последнийраз затянуласьуже догоревшейпочти дотласигаретой,снова подкатилаколяску к окну.

Снаружибушевала гроза.От раскатовгрома закладывалоуши, а от вспышекмолний ужерябило в глазах.Не нужно смотреть,не нужно слушать.Ей надо толькодождатьсявозвращениямальчишки,чтобы услышатьего вердикт.Вердикт илисвой смертныйприговор — этоуж как повезет.Она везучая.Она продержаласьдольше всехостальных,сумела выжитьи победитьтого, кого победитьпочти нереально.Дай бог, чтобыта битва былапоследней,чтобы не пришлосьснова сражатьсяс собственнымистрахами ипризракамииз прошлого.

Израздумий Натувывел тихий,едва различимыйшорох. Кто-тошел — или скореекрался? — покоридору. Легкая,осторожнаяпоступь, тихоепоскрипываниепаркета... Чудится?..

—Марта?Марта, это ты?— Ната развернуласьспиной к окну,слезящимисяот напряженияглазами уставиласьв черный проемдвери.

Скрип-скрип...Уже и шагов неслышно, толькоэто поскрипывание.Может, и нетникого, может,просто рассохсяпаркет, а она,старая дура,выдумываетсебе бог вестьчто.

—Марта!— Голос громкийи требовательный.Чего ей стоитдержать себяв руках, никтоне узнает.НесгибаемаяНата, ослепительнаяУрания! Онавсегда такойбыла и такойостанется.

—Урания...— не то шорох,не то шепот, аможет, и вовсезавываниеветра. — Ужескоро...

Чудится!В таком местев эту грозупримерещитьсяможет что угодно.

— К черту!— Серебрянаязажигалкаподпрыгиваетв дрожащихруках, сигаретыодна за другойпадают на ковер.Иногда собственныедемоны в разыстрашнее демоноввнешних. Вотих бы обуздать!

Синийогонек пламени,наконец, перепрыгиваетс зажигалкина сигарету,успокаивающепотрескивает.Горький табачныйдым выбиваетиз горла кашель.К черту!

Шагиуже совсемблизко, и чернаятень на порогегостиной. Стоит,ждет приглашения.

— Ну,входи же! — Словаслетают с губвместе с дымнымоблачком. — Ятак давно тебяжду.

Звук,странный,потусторонний,вплетаетсяв слова, превращаетих в песню. Флейта.Там, в бушующемза окном ненастье,какой-то сумасшедшиймузыкант взялсяиграть на флейте.Мелодия незнакомаяи знакомаяодновременно,тревожная,вынимающаядушу. И дажедождь аккомпанируетневидимомумузыканту, идаже гром стихает,чтобы можнобыло слушатьи наслаждаться.

Теньна порогепокачиваетсяиз стороны всторону, точнозагипнотизированная.Тень тоже слушаетфлейту.

— Ктоты? — Ей уже нестрашно. Какже можно бояться,когда где-тосовсем рядомрождается такоечудо?! — Ну же!

Ответомей становитсяне то стон, нето вздох, незваныйгость растворяетсяв темноте, где-тов глубине домахлопает дверь...

Наваждениезакончилосьвнезапно, оборвалосьгрубой и настойчивойтелефоннойтрелью.

—Хозяйка?В до сипотыпрокуренномголосе Акимаслышаласьтревога. — Что-тослучилось?

Онпочти никогдане называл еепо имени, всегдатолько хозяйкой.Нату это одновременнои раздражало,и обижало, носпорить с Акимомне было смысла.На все ее упрекион отвечалнеизменное:«Как тебе будетугодно, хозяйка».А она так досих пор и несмогла понять,чего в этомслове больше— горечи илинасмешки.