дыре таилось что-то страшное. В голове промелькнула картина туннеля из того самого кинотеатра, который, на деле, оказался кошмаром. Сам же журналист точно не знал сколько времени провел на этом «кладбище». Страх будто бы сковал его, не давая сдвинуться с места. Это ощущение продлилось ровно до того момента, пока темнота ночи не начала опускаться. Именно тогда Костя решил вернутся в отель и начать работу. Ему не хотелось еще больше расшатывать свои нервы, бродя по этому поселку-призраку в темноте. Оторвавшись от такого жуткого зрелища, Костя направился обратно, но на сей раз решив идти по основной дороге, опасаясь еще потеряться в темноте приближающегося вечера.

Идя вдоль дороги, которая, постоянно увиливая то вправо, то влево, с каждой пройденной минутой, Костя начал ускорялся, поскольку тьма подбиралась все ближе. Журналисту не хотелось еще схватить панику, особенно таким глупым способом. Он надеялся, что успеет прийти до отеля пораньше, но его ожидания не оправдались. Уже через четверть часа наступила практически полная тьма. Когда журналист потерял возможность видеть дальше пяти метров, то замедлил шаг. Его воображение всегда невольно рисовало ужасы сравнимые с древними богами Лавкрафта, за это Костя все время корил себя, особенно за чтение подобной жуткой литературы, которая только развила его фантазию в отношении выдумывания страшных существ. Каждый шаг теперь давался с трудом, пульс скакал, словно лошадь. Костя не выдержал — быстро порывшись в своей сумке, он достал фонарик. На самом деле журналист всегда пытался бороться со своим страхом, пытаясь все больше проводить времени в темноте. Только вот это никогда не помогало. Его сердце всегда, чуть ли не выпрыгивало из груди, а дыхалку захватывало. Все эти игры всегда заканчивались доставанием фонарика из сумки с дальнейшим освещением всего вокруг. Костя любил одиночество и всегда хотел научиться гулять по ночам, когда людей на улицах практически не было, но страх всегда мешал ему этого сделать.

Фонарик светил достаточно далеко, поэтому Костя продолжал двигаться дальше. Теперь страхи более-менее отступили. Пульс потихоньку восстанавливался, дыхание выравнивалось. После очередного поворота, перед ним появился длинный путь вперед. С обеих сторон дороги шел густой лес, который словно пасть готов был принять кого-угодно, словно пищу c большим аппетитом. Эта мысль заставила сердце Кости снова забиться чуть быстрее. Он пытался успокоиться и думать о хорошем. Ко всему прочему, дождь с туманом давили сильнее, чем прежде. Поняв, что будет становится только хуже, Костя решил начать считать.

— Раз… Два… Три… Четыре… — Считал он почти шепотом, постепенно повышая голос, чувствуя прилив сил. Косте захотелось как можно быстрее сойти с этой дороги и вернуться в уютную постель гостиницы.

Вдруг он услышал хруст. Звук донесся слева от него. Его тело мгновенно прекратило ему повиноваться, отчего он остановился, как вкопанный.

«Мне показалось, — успокаивал он сам себя. — Нужно только посмотреть страху в глаза».

Медленно повернув голову направо и направив в ту же сторону фонарик, перед ним предстали деревья, ветки которых, словно костлявые руки тянулись к нему. Костя продолжал стоять, вглядываясь в темноту, но ничего кроме ожившего в его голове леса, необычного больше не было. Сделав глубокий вдох, журналист хотел продолжить свой путь, как вдруг куст неподалеку от него шелохнулся. Костя дернулся. Инстинкт самосохранения буквально кричал ему бежать как можно дальше. Страх снова сковал его с ног до головы, пока сознание перебирало самые жуткие картины, представляя существо, которое сейчас же выпрыгнет из тех кустов и накинется на него. Снова послышался шорох. Куст снова затрясся, только на сей раз слабее, чем в прошлый. Вместе с этим прозвучал очень тихий, еле слышимый звук, похожий на скуление. На место страха пришло другое, более худшее чувство — любопытство. Куст шелестел все больше и больше, пока странные звуки становились еще более жалостными. Чтобы это ни было оно, по крайней мере, точно не в состоянии напасть на человека. Наконец разумная часть Кости возобладала над животным глубинным страхом, и он сделал шаг в сторону леса.

Приспустившись вниз и пройдя пару шагов, наступая на мокрые листья и освещая все вокруг фонариком, он подошел вплотную к кусту, после чего аккуратно заглянул за него. Перед Костей появилась такая картина: на земле лежал олень. Все его тело было в странных образованиях похожие на грибок. Видимо он был заражен какой-то болезнью. Его глаза были черные, причем не такие какие бывают у животных, а действительно темные, словно на журналиста взирают две черных бездны. Животное издало тот самый жуткий звук, причем не понятно, увидел ли олень Костю или просто пытался держался из последних сил. Эти жалостные звуки, вместе с довольно-таки ужасным видом создания, вызвали у Кости сочувствие. У него появилась идея. Одна единственная, которая могла помочь этому бедному животному. Обдумав все хорошенько, все же решившись сделать это, Костя нашел палку, максимально острую, насколько возможно, после чего медленно приблизился к оленю. Он понимал, что только так можно прекратить страдания бедолаги. Сердце Кости больше не пыталось выпрыгнуть из груди, глаза не выкатывались наружу, а руки не дрожали. Он был опечален, но спокоен. Последний раз взглянув в два бездонных глаза оленя, Костя примерно прицелился к тому месту, где должно располагаться сердце и понадеялся, что попадет в цель. Перед этим у него невольно вырвалось одно единственное слово:

— Прости…

Глава 10

Костя не помнил, как дошел до отеля. Только в своем номере он обнаружил себя сидящим у кровати глядя в пустоту белой стены перед ним. Воспоминания пребывали в тумане, он даже не пытался их найти. Психологическое напряжение дало о себе знать. За последние дни Костя повидал много всего, что нарушило его спокойствие. Ему впервые за столько-то лет захотелось выпить, хотя он ненавидел алкоголь как самого своего злейшего врага (после темноты, конечно). В номере находился маленький советский холодильник. Внутри него, на удивление, стояла бутылка виски. Она была наполовину пуста. Видимо, кто-то осушил ее наполовину и, как удачно, оставил в холодильнике в этом конкретном номере. Но Косте уже было плевать на столь удачное стечение обстоятельств. Судорожно открыв бутылку и осушив ее остаток залпом, он почувствовал теплоту в горле, быстро переходящую в сильное жжение в груди. Скорчив лицо от боли и громко прокашлявшись, все, что журналист смог сделать, так это упасть в постель, после чего мгновенно отключиться от