Рекламный фотограф. Делал мне буклеты для ярмарки… А еще снимает всяких голеньких девчонок. Будет нужна хорошая фотография, обращайтесь.

– Моя или голенькой девчонки? – попытался пошутить Клим.

– А как угодно! Только на Зинину фотографию не рассчитывайте. Она никому их не дарит. Мы уже разорились бы на этом, если б она ублажала всех поклонников. Знаете, сколько сейчас стоит напечатать снимок? А сто? Вот и посчитайте, во что бы это нам обошлось!

– Популярность недешево стоит, – понимающе отозвался Клим, который понятия не имел о такого рода расценках. Ему некого было фотографировать.

Иван вдруг напрямик спросил:

– А почему вы пришли без жены?

– Я не знал, что у вас так не положено, – мгновенно собравшись, холодно ответил Клим.

– Да не то чтобы… Как угодно. Просто меня это поражает! У вас ведь черт знает какое событие! Первая пьеса. Неужели ей все равно?

– Нет, ей не все равно. Но она… больна. Сейчас. Приболела, бывает.

Иван легко согласился:

– Это конечно. Все мы не из железа. У меня вот тоже печенка стала пошаливать… Может, от пива? Это не по вашей части?

«Сейчас начнется», – напрягся Клим и уже приготовился к непростому разговору, но Иван неожиданно заговорил о другом:

– Ну, как вам наши ребята?

Не позволяя себе расслабиться раньше времени, Клим настороженно произнес:

– Боюсь, я ни с кем и не познакомился.

– Да нечего их бояться! Мировые ребятишки… Они к вам не лезут не потому, что не замечают. А чтоб вы… Ну, пообвыкли, что ли! И потом они сами трусят. Вы же как-никак драматург! Да еще не из тех, кто бегает на каждую репетицию и ко всем лезет с советами. С таким никто и не церемонился бы! Такие у нас уже были… А вы сами установили дистанцию, вот теперь сами ее и сокращайте. Коли желание имеется…

– Желание-то имеется… Только тут все такие молодые, – Клим смущенно приподнял плечи. – Я чувствую себя…

– Это ерунда! – легко перебил его Иван. Упав на диван, он со стоном откинул голову и вытянул ноги. – Черт, устал… Вы мою маму видели? Ей уже шестьдесят, а она до сих пор нашим дворцом руководит. Домой только ночевать приходит, вся в делах…

Он залился высоким смехом, весело поглядывая на Клима:

– Но комнату свою запирает, можете представить! «Я, говорит, тебя знаю, сыночек. Вернусь вечером, а ты уже своих птенцов там расселил!» Умная у меня мама, – добавил он с насмешливым уважением. – Всех в ежовых рукавицах держит! Со всем городским руководством на «ты». Потому и мы еще на плаву, хотя все остальные ДК и клубы уже скупили. Слава богу, дома она ни во что не лезет… Заньке так гораздо проще.

С замешательством посмотрев на Клима, он сильно потер виски:

– Ну все, выпадение памяти… К чему я все это говорил-то? А! Это к вопросу о возрасте… Одним возрастом у нас никого не запугаешь. Вы же видели, мама среди ребят как рыба в воде, а они с ней на равных… Главное, сами не комплексуйте! Надо почаще вытаскивать вас в… свет.

Последнее слово эхом откликнулось внутри Клима, потому что в этот момент вошла Зина, и он подумал это о ней:

«Свет».

– Давно у тебя не было таких фанатов, Занька! Смотри, он краснеет, как мальчишка! – с любопытством заметил Иван таким тоном, будто Клима здесь и не было.

– Я не краснею! – запротестовал Клим, понимая, что, оправдываясь, выглядит еще глупее. – Здесь просто жарко…

– Не замечал, – хохотнул Иван и, хозяйским жестом притянув жену, усадил ее на колени. – Только головы не теряйте, дорогой доктор! С Занькой этот номер не пройдет.

«Почему?» – едва не вырвалось у Клима. Он усмехнулся:

– Какой-то неловкий разговор получается… Вам не кажется?

– «Да уж», как говаривал незабвенный Киса Воробьянинов. Занька, ты меня искала?

Рассматривая мелкие желтые цветочки на вишневом подоле платья, она спокойно проговорила:

– Да нет, я хотела кое-что у Клима спросить… По поводу «Лягушки».

– Мне что, выйти? – бесстрастно поинтересовался Иван.

– Ну что ты! Я потом спрошу.

Она попыталась встать, но Иван дернул ее за руку и усадил на диван. Немного помолчав, он усмехнулся и, поднявшись, сказал Климу:

– Да ладно, поболтайте… Роль Отелло мне никогда не нравилась…

Качнув головой, он еще раз издал короткий смешок и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Кошмар! – сказала Зина, не поднимая головы. – Что я наделала… Теперь он всю ночь будет выяснять отношения. Что меня дернуло так сказать?

– Значит, на самом деле вы и не хотели со мной поговорить?

– Хотела. Но не именно сейчас… Вообще хотела… А теперь даже не помню о чем…

Присев рядом, Клим шепотом спросил:

– Вы его боитесь?

– Вообще-то нрав у него необузданный, – она невесело улыбнулась. – Но, может, для такого талантливого человека это нормально… Слишком много внутренней энергии. Вы как врач должны в этом разбираться.

Он не согласился:

– Это вы должны в таком разбираться! Вы ведь сами – талантливый человек!

– Я – женщина, мне об этом каждый день напоминают… Господи, я опять вам рассказываю что-то лишнее! Клим, вы все-таки врач от Бога, вам так и хочется выложить все, что есть на душе.

Встрепенувшаяся надежда дрогнула в его голосе:

– Выложите!

– Зачем? – засмеялась Зина и чуть отодвинулась от него. – Мало вам пациентов?

– Мало…

Слово было совсем коротким, но у него опять сорвался голос. Зина быстро взглянула на него, и глаза у нее стали как у пойманного в лесу олененка, который даже не пытается убежать, но еще молит о пощаде. Клим смотрел в них не отрываясь и ясно видел, как все было просто и хорошо и этим утром, таким солнечным и веселым, когда она даже не подозревала, что вдруг из ничего может возникнуть такое смятение. Возможно, оно ничего не значит… А может быть, значит так много, что между тем утром, которое еще продолжало жить в Зине, и этим вечером уже образовалась временная бездна, через которую не перешагнуть. Никому это не удалось…

Можно попытаться воссоздать то безоблачное начало дня. Но что-то в душе уже не сможет совпасть со знакомым до мелочей антуражем, ведь внутри все меняется гораздо быстрее, чем снаружи. Можно в точности восстановить разрушенный бомбежкой город, но ни одного из погибших жителей не воскресить и ни одного из уцелевших уже не сделать прежним – не пережившим трагедии…

– Я пойду, – выдавил Клим, но так и не смог оторваться от ее глаз, которые одновременно и отталкивали, и притягивали.

– Уже?

Он готов был поклясться, что Зина даже не услышала того, что произнесла. Желая