Лишь крайний инфантилизм политика объясняет тот факт, что до последнего момента, даже после своего заявления о выходе Венгрии из Варшавского договора и судов Линча над коммунистами на улицах, премьер-министр верил, что Москва поддерживает его политическую линию. Однако если 28 октября Хрущев ещё полагался на способность Надя совладать с кризисом, то уже 31 октября в телеграмме Пальмиро Тольятти советское руководство сообщило:

«По нашим данным, Надь занимает двойственную позицию и все более попадает под влияние реакционных сил»147.

4 ноября 1956 года советские танки снова вошли в столицу Венгрии. Имре Надь, бросив на произвол судьбы членов своего кабинета, укрылся в посольстве Югославии. 22 ноября бывшего премьер-министра депортировали в Румынию, откуда доставили обратно в Будапешт, где его ждал суровый приговор. Новый глава государства Янош Кадар не испытывал к Надю никаких симпатий, считая его непростительно небрежным в организационных и идеологических вопросах148.

16 июня 1958 года Имре Надь был казнён за измену рабочему классу и похоронен под именем Пирошки Борбиро. В «Нью-Йорк таймс» достаточно цинично прокомментировали конец бывшего премьера:

«Маловероятно, чтобы много свободных людей проливало слёзы о казнённых, все они были коммунистами, павшими жертвами своего учения»149.

Чуть более благожелательно писал о Наде французский философ Жан-Поль Сартр:

«На самом деле он искренний коммунист, самим ходом вовлечённый в процесс декоммунизации. Коммунистический лидер должен опираться на хорошо организованную партию, которая, по крайней мере в теории, обеспечивает связь с массами. Но партия растаяла как дым… Вот в чём беда этого доброго и искреннего человека! В душе он сохранил верность своей партии, но в действительности всё произошло так, как если бы он порвал с ней… Надь, переставший, по сути, быть коммунистом, не представлял партию ни в глазах русских, ни в глазах повстанцев…»150

Следует отметить, что «вплоть до июня 1958 года ни политические эксперты, ни более широкая публика на Западе не проявляли большого интереса к фигуре Имре Надя. Он воспринимался (и не без оснований) как заурядный коммунистический политик, оказавшийся не в состоянии овладеть ситуацией в собственной стране, сохранив при этом доверие Москвы». Лишь после его смерти западная пропаганда принялась формировать облик Надя как мученика и борца за реформирование коммунизма151.

Исходя из опыта дня сегодняшнего, нельзя не отметить, как политическая фигура Имре Надя напоминает политический портрет другого «великого реформатора» и «хорошего коммуниста» — Михаила Горбачёва. И тот и другой были «чиновниками от коммунизма», которым удалось занять должности, не вполне соответствующие их скромным способностям. Лояльность Надя и Горбачёва системе, которая обеспечила им стремительное возвышение, не вызывает сомнения, но это была лояльность бюрократов, а не бойцов. В момент кризиса они не смогли повести за собой массы, а, напротив, сами были затянуты в мутную воронку контрреволюции, что для одного закончилось политической смертью, а для другого — петлёй.

Новая сила — Йожеф Миндсенти

Как отмечал венгерский историк Янош Райнер, «необходимо помнить, что окончание войны в 1945 году не для всех стало „освобождением“. Это справедливо для социалистов, коммунистов, демократов, антифашистов и жертв хортистского режима, но не для населения в целом, ведь у довоенного политического строя было немало (в том числе заинтересованных) сторонников. В глазах большинства среднего класса поражение в войне стало крахом, советские войска были не освободителями, а оккупантами. По национальным чувствам ударило то, что Венгрия как последний союзник Гитлера (впрочем, об этом не любили вспоминать) по мирному договору потеряла те территории (Трансильванию, Воеводину, Южную Словакию, Прикарпатье), которые вернула себе „из милости“ Третьего рейха, отняв у сопредельных государств. Иными словами, в отличие от соседей, которые — по крайней мере в самом конце войны, как Румыния, — перешли на сторону союзников, в Венгрию советские войска и возвращавшиеся из Москвы коммунистические руководители привезли не „пряник“, а „кнут“»152. Забыть обо всем этом люди не смогли даже одиннадцать лет спустя.

Выразителем интересов этих людей стал кардинал Йожеф Миндсенти, архиепископ Эстергома и примас Венгрии. Он родился в 1892 году (имя при рождении — Йожеф Пехм) в семье небогатых швабских крестьян и с юности выбрал духовную карьеру. Спустя два года после того, как он окончил семинарию, началась революция. Большинство биографов пастыря утверждают, что Пехм был арестован властями Советской Венгрии, но это не соответствует действительности. На самом деле священник был задержан полицией либерального режима Михая Каройи за участие в монархистском и клерикальном заговоре. Им также была основана газета Zalamegyei Újság, полная антисемитских статей, обличающих «галицийские орды»153.

Естественно, что после победы Хорти это способствовало карьере Пехма. Накануне войны священник сменил свою простонародную фамилию на более благозвучную — Миндсенти, и в 1944 году был рукоположен в епископы Весперма. Говоря о пастыре, современники отмечали, что «он был отсталым антимодернистским нетерпимым человеком и закоренелым антисемитом». В 1922 году священник ударил человека, который не снял перед ним на улице шляпу, и категорически отказывался принимать участие в мероприятиях, где были протестанты154.

В 1938 году Йожеф Пехм был избран одним из почётных президентов антисемитской Ассоциации христианских промышленников и торговцев и в своём ответном слове заявил, что «нация должна вернуть себе [присвоенную евреями] индустрию и коммерцию». В 1944 году Миндсенти выступил против организации Ференца Салаши «Скрещённые стрелы», но это было связано не с его антифашисткой позицией, а с тем, что он видел в нацистах своих конкурентов. Также нет никаких реальных доказательств того, что епископ принимал участие в спасении евреев, уничтожаемых нацистами. Более того, по данным исследователя Холокоста в Венгрии Рэндольфа Л. Брэхема, в 1944 году Миндсенти дал разрешение на проведение специальных благодарственных служб в честь «избавления от евреев»155.

16 сентября 1945 года папа Пий XII рукоположил Йожефа Миндсенти в сан архиепископа Эстергома и примаса Венгрии, и на этом посту пастырь развил энергичную деятельность.

Прежде всего Миндсенти, ярый сторонник династии Габсбургов, резко выступил против преобразования земель короны Св. Стефана в республику. В своём пасторском послании он писал:

«Мне стало известно, что национальное собрание в ближайшем будущем намеревается поставить на повестку дня конституционные реформы и закон о провозглашении республики. Если это соответствует действительности, то я, пользуясь государственным правом венгерских кардиналов, которое существовало на протяжении девятисот лет, выражаю свой протест».

Ещё более серьёзные возражения вызвали у кардинала планы секуляризации в 1948 году 6500 католических школ. Надо сказать, что католическая церковь в Венгрии на вторую половину 1940‑х годов обладала не только духовной властью. Она была