Отложив тарелку, магистр наконец-то вспомнил, что не один.

— Ну, рассказывай, как бегал по лесу. Я весь во внимании.

Начинать рассказ под давящим взглядом поглощающих желтоватых глаз — было сложно. Но я придумал хитрость: смотрел не в глаза собеседника, а чуть выше, на переносицу. Так было легче…

— …А что молния? — недоверчиво переспросил Митар, косясь. — Точно не твоя?

— Точно, — опустив голову, чтобы скрыть волнение, ответил я. Под его взглядом чувствуя себя неудачником.

— Просто повезло.

— Хорошо. Иначе страшно подумать, что бы они сделали бы с тобою.

— Угу.

— Ладно, нос не вешай. Живой — и слава Всевидящему. Давай рыбу есть…

Не знаю, может у магистра нутро бездонное, но я в три раза меньше и, чтобы не отказываться грубо, попросил маленький кусочек.

— Я тебе рыбину разделывать не буду. Вид портится. Не съешь — с собой возьмешь! — пробухтел он и поставил передо мной большую тарелку с неведомой поджаристой рыбой.

Я оглядел ее, размером с мой локоть, потом магистра, понял, что отпираться бесполезно, и взял вилку, лежащую посередине стола. Стараясь аккуратно разворошить бок рыбины, не сразу обратил внимание, что магистр перестал есть и теперь сидит, и, прищурившись, наблюдает за моими мучениями.

— Удобно? — съехидничал хозяин. — Может, руками попробуешь?

У самого была такая мысль, но я ведь в гостях, потому старался быть воспитанным. Но сейчас отложил прибор и пальцем отделил слой рыбьей мякоти.

— Удобно, — улыбнулся я.

— А чего выделываешься?

— Нет, — качнул головой. — Просто подумалось, что так будет… верно.

Поверил ли инквизитор — не знаю, но дальше мы ели, храня молчание.

К завершению обеда я дышал с трудом.

— Главное обратно иди — не упади, — поддел магистр Митар, после того, как я сложил руки на переполненном животе.

— А вы уверены, что это все равноценно пяти яблокам?

— В счетоводы решил податься? — он поставил две дымящиеся чашки с ягодником. — Лучше скажи, как будешь практику сдавать. В твоей группе лекции по русловедению закончились, и в четверый день (четверг) назначена практика.

— Практика?! — испугался я.

— Ага, — он с удовольствием глотнул горячего отвара. — Что делать думаешь?

— Идти и пробовать сдать.

— Хороший вариант. Успехов…

Обратно меня тоже любезно проводил. И все же не покидало ощущение, что магистр Митар не так прост, каким хочет казаться. И если бы сам не хотел, моя шутка с обедом не прошла бы. Но он почему-то легко согласился, изображал добродушного хозяина, однако его глаза и взгляд…

Все сомнения и тревоги я постарался держать в себе и не показать инквизитору, что догадываюсь о его интересе ко мне.

«Поди, решил, что расслаблюсь, поверю в его добродушие и проговорюсь на неожиданно вставленный вопрос. Ох, хитер и коварен! Не зря его опасаются! И мне нужно быть настороже, иначе точно пережует, как молочный хрящик!»

И все же магистр Митар мне нравится.

* * *

«Что делать? — размышлял о завтрашней практике. — Притворюсь больным — отсрочу миг, однако истина о моей магической бездарности рано или поздно все равно раскроется…» — сдаться же без попытки вновь пробудить дар — поступок слизняка, а мне после обеда с инквизитором захотелось стать хотя бы немного похожим на него.

«Но смогу ли? Подобные ему не плачут, а я — плакса… Не значит ли это, что мне изначально не суждено быть таким, как он?»

В итоге я запутался и пал духом, и если бы не подготовка к завтрашнему дню, накрылся бы одеялом и изводил себя уничижительными измышлениями, что я — слабак и своим присутствием только и делаю, что раздражаю людей…

Пока студиозы сидели на занятиях, прогулялся к доске с расписанием. Завтра первыми лекциями значились: чистописание, аверский язык, почвоведение и лишь последним практика по русловедению, по результатам которой ставится зачет.

Желая хотя бы приблизительно узнать, что за задание там будет, пошел в библиотеку.

— Что на этот раз, — спросил мусье Пакет, аккуратно раскладывая сданные студиозами книги на полку, чтобы позже, после закрытия, разнести их по местам.

— Я бы хотел найти что-нибудь, что хоть как-то касается практики по русловедению.

— Сейчас… — седовласый библиотекарь ушел, а вернутся с тоненькой, потертой книгой. Я глянул на обложку и с сожалением заметил:

— Боюсь, мусье Пакет, учебник в завтрашней практике мне не поможет.

— Это с каких пор знания не помогают? — усмехнулся старичок в жидкую бородку.

— Но ведь завтра практика, а не лекции и не экзамен…

— Насколько я помню, у магистра Сетера у самого дар слабоват. Так что заставлять творить что-то невообразимое он не будет. Зато ценит прилежных студиозов, внимавших его словам.

— Спасибо, утешили, — грустно поблагодарил я.

— Нечего раньше времени печалиться. Основные магические дисциплины с третьего сезона. Так что время примириться с собой после потери памяти у вас, молодой человек, еще есть…

После оптимистического наставления я поверил, что шансы действительно есть, и до позднего вечера штудировал краткий курс русловедения, греясь под одеялом и борясь со слипающимися глазами.

Однако утром спохватился — в голове абсолютно пусто! Да с таким же успехом мог просто лечь спать, не открывая книгу! От расстройства даже есть перехотелось. Хотя, подумав, вспомнил об инквизиторской рыбе… Вместо того, чтобы бежать в столовую, остался в комнате и, перелистывая учебник одной рукой, другой вынимал крупные косточки, да еще поглядывал в конспекты…

На первом уроке мадам Луанир опять вызвала меня к доске, но злобствовать не стала. Только указывала на неверный наклон, вздыхала и размахивала перед носом (моим, конечно же) прилежной тетрадью веснушчатой Хильдеры, обладавшей изумительным почерком.

Аверские выражения я записывал в родной транскрипции, чему преподаватель, случайно глянувший через плечо на конспекты, не удивился.

— Студиоз Вопет, — вздохнул он. — Вы и раньше не были примерным учеником, но хотя бы могли ответить: да, нет, не знаю, не понимаю. А теперь? Вам остается лишь выписывать из учебника слова в тетрадь и зазубривать их. А потом, позже на консультациях попытаюсь объяснить вам грамматику…

Если он думал, что откажусь — не дождется! Мне теперь, кроме академии, и податься-то некуда. Так что буду зубрить. Ощущение беспомощности и бездомности, что испытал, очнувшись в незнакомом месте, до сих пор преследовало меня и снилось в тревожных снах. Поэтому я упрямо следовал клятве — научиться чему-нибудь полезному.