— Он, вообще, недоделанный…

Я и слышал, и не слышал, и именно мое молчание распаляло задир, почуявших, что я не в себе, на грани.

— Студиозы, ведите себя достойно. Вы на уроке! Перед вами два магистра! — но на увещевания Тейфета не обращали внимания.

Вдруг резкий крик над ухом, толчок в спину, и я падаю в грязь. От жуткого испуга по телу прокатилась судорога. Где-то совсем рядом разносится оглушительный грохот. Еще один… А потом меня накрывают мрак и тишина.

— …По русловедению в четверый день практика. Что делать думаешь?

— Иди и пробовать сдать, — кратко ответил Сидерик, пытаясь скрыть волнение. К ней он был совершенно не готов, однако идею отсидеться в комнате, прикрываясь недомоганием, сразу отмел.

— Хороший вариант. Успехов. — пожелал Митар и почувствовал себя лицемером. Он подталкивает Вопета быть сильным, а сам избегает разговора с Дэлинеей.

«Я не мальчишка, чтобы трусливо избегать трудностей!» — и принял решение завтра обязательно встретиться с нею.

Идя себе наперекор, не стал надевать чистую тунику, приглаживать волосы, решив предстать, какой есть.

Еще утром послал запись старосте группы травников магопочтой, что желает побеседовать с Дэлинеей Сьези, однако время пришло, а ее все не было. Решив более не ждать, отправил старосте повторное напоминание и предупреждение, что за неисполнение возложенных обязанностей наложит замечание.

Угроза лишения части стипендии быстро решила проблему. Уже скоро в дверь взволнованно постучали, и, не дожидаясь разрешения войти, в кабинет вбежала Дэлинея.

После того, как завершил читать травникам курс лекций, они некоторое время не виделись. Но Митар хорошо помнил каждую черточку идеального лица; взгляд, проникновенный, задумчивый, мягкий; и улыбку — нежную, с грустинкой. Перед ним стояла Дэлинея. Тот же точеный нос, овал, брови, однако серо-голубые глаза почему-то перестали быть колдовскими омутами. Даже улыбка утратила чувственное очарование. Жадно вглядываясь, он пытался постичь суть незримых перемен.

«Или я ослеплен ревностью?» — растерялся. Тонкий запах ее любимых духов, чуть терпкий, сладкий, будил воспоминания о степенных, даже царственных движениях, повороте головы… Но сейчас она суетится. И смотрит с испугом и затаенным отвращением. Пытаясь скрыть чувства, растянула губы в улыбке — жалком подобии прежней, от которой бросило в жар…

— Простите господин инквизитор, задержалась на СИПТИЗе, — почувствовав неловкость момента, затараторила Дэлинея. — Сочетание и противодействие трав и зелий… — Попыталась выдержать взгляд, но не смогла и отвела глаза.

На аккуратных ушках, где обычно покачивались молочные жемчужины, подчеркивавшие изящную белую шею и оттенявшие цвет волос, теперь красовались яркие серьги, которые она раньше никогда бы не надела.

Фальшивая, чужая. Даже голос ее дрожит. Митар почувствовал во рту горечь.

«Вот как страх меняет людей. Улыбка через силу. Я ей противен».

Он понимал и давно смирился; надеяться не на что. И все равно горькое разочарование было мучительным. Думал, что встреча развеет возникшие подозрения, однако лишь породила множество новых вопросов.

«Раньше смело смотрела в глаза, а теперь? Что сотворила, если появился страх перед инквизицией.

Почему? Что толкнуло?»

Дэлинея разнервничалась сильнее. Не желая видеть покрасневшие от слез глаза, наблюдать ужимки и ложь, просто спросил;

— Сьези, расскажите об Ивет Сонезе.

Догадавшись, что, возможно, это единственная причина, из-за которой ее вызвал, оживилась, улыбнулась от облегчения. Потом спохватилась, что надо бы изобразить скорбь, и, захлопав глазами, попыталась состроить плаксивое выражение лица. Митар смотрел и не верил, что мог настолько ошибиться в человеке.

— Она была моей подругой. Лучшей, — всхлипнула. — Теперь я сожалею, что иногда была резка с нею, но… ведь уже ничего не изменить. Ивета была особенной. Умной, доброй, совсем непохожей на других.

Выручала на зачетах. Я могла доверить ей самое сокровенное… — слеза скатилась по щеке, и Дэлинея замолчала. Отделанных, томных всхлипов ему стало тошно, поэтому прервал.

— Почему Сонеза терпела выходки Хоранта и Вескельда?

— А… А она не терпела! — ее грусть резко сменилась возмущением.

— Неужели?

Дэлинея покраснела.

— С чего вы решили? Разве это вы с ней дружили?! — задрала подбородок, но Митар подметил и тон, и заносчивость, с которыми отвечала.

«Неужели сердится?» — когда люди раздражены — не сдержаны. Потому намеренно грубо спросил:

— Заметил, что вы любите красивые, яркие вещи. Тогда почему ваша лучшая подруга имела гардероб, больше подходящий одинокой старухе?

— Вам какое дело? — глаза Дэлинеи зло блеснули, будто упрекал ее в зависти или намеренной подлости.

— Идите.

— И все?! — захлопала глазами. — Вы позвали меня только из-за этого?! — Спрашивала то ли с облегчением, то ли с бешенством, что оторвал ее от септиза.

«Название-то какое противное!» — Митар скривил губы, но из-за жесткого шрама усмешка вышла пугающей, и Дэлинея сразу же присмирела.

— Простите, господин инквизитор, я…

— Я — магистр Митар, — отрезал он и повторил: — Идите.

Когда подошла к двери и уже потянула за ручку, спросил:

— А что, студиоз Вопет и впрямь преследовал Сонезу?

Она резко обернулась.

— Почему же преследовал? Просто смотрел странно…

Когда ушла, закрыл дверь на ключ. Ее ложь, страх, презрение — подобны ударам под дых. Ошарашенный Митар был взволнован, даже слаб и не желал, чтобы кто-то случайно увидел его таким.

«А на что я — урод рассчитывал? — усмехнулся зло, пытаясь ожесточением привести себя в чувства. — Пронырливая студиозка ловко водила за нос! Дурак! И слизняк!» — и, проведя пальцами по волосам, вцепился в них до боли. Постепенно горечь перетекла в раздражительность.

«Дайте ведьму или сущность, и я загрызу ее!» — прорычал, выходя в коридор, — и толпящиеся у соседнего кабинета студиозы вмиг разбежались, будто и не было толпы должников. Остался один, обтиравшийся у стенки, и то по недоразумению. Но, оторвавшись от конспекта, натолкнулся на злобного инквизитора и бросился бежать, позабыв лежавшую на полу сумку. Так и не найдя никого подходящего на роль жертвы, Митар решил плотно заняться расследованием, а уж потом, когда выведет на чистую воду злодея… — мало тому не покажется.

В таком настрое и явился в башню бытовиков. Свирепый вид инквизитора сразу настраивал собеседников на понимание и желание скорее помочь, поэтому уже скоро Митар сидел перед дряхлым артефактором, которого отдали ему на «растерзание».