– Боюсь, – мужчина бросил взгляд на пеструю занавеску. – И за себя, и за жену с дочкой… Даже за дурака этого белоглазого… Не знаю, что и думать, ведун! Ты верно сказал, я немного смыслю в ворожбе. Без этого со скотом нельзя. И слова тайные знаю, и заблудившуюся скотину позвать из леса могу. А уж кнута моего они слушаются, как твои зверушки невидимые – звонкого бубна…

«Ого, сайво моих увидеть сумел!» – невольно восхитился нойда.

– Так вот. Я как в лес туда за коровами пошел, то в какой-то миг… будто ослеп. Будто мешок на голову накинули! Вот тут я и понял: ведун нужен. И сильный, посильнее меня!

– Мужу тебя уж так расхваливали, лопарь, – с поклоном произнесла хозяйка. – Дескать, тебя всякая нечисть боится. Глянул бы, кто там в овраге…

– Ну, согласен? – Ворошила протянул широкую ладонь.

«Это еще не все», – шепнул нойде внутренний голос.

– Хозяюшка, пироги твои уж очень вкусны. Принеси воды напиться, – попросил он.

Подождал, пока женщина выйдет, и шепотом спросил:

– О чем еще промолчал?

– Пойдешь в сенник ночевать, на ворота его посмотри, – прошептал в ответ пастух.

Вернулась хозяйка с ковшом. Нойда напился и призадумался.

«Не раздобуду я в этой деревне ни прибытка, ни доброй славы, – размышлял он. – А вот неприятностей тут, похоже, боги мне приготовили целый мешок…»

– Ладно, – после непродолжительного молчания сказал он. – Погляжу, кто там ваших коров в овраг сманивает. Если нечисть или злой колдун – прогоню. С медведем сами разберетесь.

Хозяева принялись жарко благодарить, обещая награду. На лице пастуха читалось огромное облегчение, однако его жена как будто осталась не вполне довольна. За ее спиной нойда увидел, как из-за занавеси вновь выглянула нарядная девица и уставилась на него долгим, зовущим взглядом.

«Она тоже что-то хочет мне сказать, – подумал саами. – Скоро явится с вопрошанием… Нынче ночью и явится».

Но вслух лишь поблагодарил хозяйку и принялся за пироги.

От вежливого предложения заночевать в избе нойда отказался. Впрочем, хозяева не очень-то и настаивали. Ворошила предложил сенник – там, дескать, и свежо, и крыша над головой, если дождик. Нойда согласился. А когда, проводив его, хозяева ушли, принялся разглядывать ворота.

Одна створка, вся в длинных глубоких бороздах, висела криво – словно кто-то пытался сорвать ее снаружи, чтобы войти.

Вопреки ожиданиям, ночью Безымянного нойду никто не побеспокоил. Сторожа-сайво, тщательно размещенные везде, откуда только можно было подкрасться, даже не пискнули.

Проснувшись утром, он сразу начал собираться. Сперва на разведку, а там – как пойдет.

Первым делом достал из большой сумки верного помощника, небесную лодку. Этот бубен – удлиненный, чуть выпуклый с тылу, густо покрытый рисунками, – был у него вторым. Первый погиб от руки друга-предателя, ярла Арнгрима. Боги жестоко отплатили нурману за кощунство.

Второй бубен нойда неспешно и тщательно изготовил сам, бережно переселив всех сайво в новое обиталище. За годы странствий духов скопилось немало. Иные, честно сказать, не пристали «доброму помощнику». Например, Ялмах-росомаха, свирепый и яростный дух битвы, которого нойда встретил и подчинил своей воле в чащобах Великого Леса. Или тот же Вархо – бывший друг, бывший равк…

Нойда поздоровался с бубном, почтительно поклонился колотушке – священному билу. Вынес из сенника, поставил на солнышко подсушиться.

Затем достал из котомки шаманский пояс и надел поверх обычного. Пояс, увешанный литыми и костяными оберегами, позванивал, постукивал, взывая к духам, освещая путь во все три мира, словно фонарь в темную ночь.

И, наконец, возложил на голову шапку-птицу. Шаманская шапка не просто макушку греет. Она такой же друг-помощник, как и бубен. Бахрома закроет глаза – вместо шамана будут смотреть вышитые на челе зоркие орлиные очи. Бубенчики по сторонам заглушат человеческий слух – в трех мирах нойда будет прислушиваться с помощью чутких оленьих ушей, вышитых на висках. Длинные жгуты на затылке – змеиные хвосты – не позволят врагам подобраться сзади…

Нойда сдвинул шапку на затылок, открывая лицо. Время смотреть в мир духов еще не пришло. Взял бубен, огляделся из-под руки. Утреннее солнце уже поднялось над лесом.

За оградой толпились любопытствующие. Еще немного, и все жители Вишеры сбегутся. Кроме, конечно, пастуха – тот давно увел стадо на пастбище.

Пора было начинать.

Как и предполагал нойда, до дальнего выгона его провожала почти вся деревня. Сперва робели, но потом осмелели – и давай одолевать советами и предположениями, что же там в лесу за напасть и как с ней справиться. Когда растянувшаяся в длинный хвост галдящая толпа добралась до опушки соснового леса, нойда был раздражен, как росомаха, а в голове бродили свирепые мысли, недостойные «доброго помощника».

Миновав луга, все поднялись на поросший редкими соснами песчаный холм и остановились передохнуть. «И в самом деле, зачем этих коров сюда понесло?» – переводя дух, удивился нойда. Сочного разнотравья тут не было, только белые мхи да брусничник.

Дальше за холмом начиналась низина, а за ней колючей стеной чернел еловый лес. Нойде он сразу не понравился. Мало доброго в ельниках, а этот выглядел особенно неприветливым. Так и мерещатся среди серых замшелых стволов хищные глаза…

«А может, и не мерещатся», – подумалось нойде.

Он достал бубен, колотушку, глубоко вздохнул. Любопытные вишерцы почтительно притихли.

– Бом-м! – поплыл над лесом глуховатый гул.

«Эх, недосушил…»

Солнце вдруг ушло за невесть откуда взявшуюся тучку. На опушку пала холодная сизая тень. Снизу, из ельника, повеяло сырым ветром.

И угрозой.

«Не ходи сюда, шаман, – очень отчетливо прозвучало в ушах нойды. – Не надо».

«Я всю жизнь хожу куда не надо», – мысленно ответил саами и начал спускаться к ельнику.

Местные за ним не пошли – остались ждать на горке.

В ельнике царил сумрак, словно на дворе было не утро, а поздний вечер. Сильно пахло прелью, грибами. Тянуло холодом по земле. Столетние ели нависали, давили со всех сторон. Царапали тяжелыми колючими лапами. Острый сухой сук, высунувшись неведомо откуда, едва не пропорол бубен.

Молодой саами остановился. Он чувствовал, что даже дышать стало труднее. Вокруг застыла мертвенная тишина. Только откуда-то издалека, словно холодный чистый ручеек, то и дело долетала трель пастушеской дудочки.

«Должно быть, Морока играет… Ну и где этот овраг с коровьими костями?»

Нойда пошел дальше с трудом, как через воду. С каждым шагом нарастало ощущение чьей-то враждебной воли. И чувство, что там, впереди, кто-то ждет.

Шаман остановился, надвинул шапку-птицу на глаза.

«Так! В самом деле поджидает!»

Из чащи сильнее пахнуло мрачным, тяжелым ощущением угрозы.

«Знает, что я иду… Чует меня…»

Нойда хлопнул ладонью по левому плечу, призывая духа-помощника. Над головой прошуршали незримые крылья, дух вспорхнул в небо… И внутренние очи шамана, соединенные с глазами ворона-разведчика, в единый миг ослепли.

«Ах, тупой нож! Чары! Да какие сильные!»

Рука нойды чуть не выронила колотушку, дернувшись к поясу – а точнее, к тяжелому широкому