рощица на пригорке – березы всегда успокаивали его, помогали вернуться в ровное расположение духа. Склон плавно спускался к неширокой извилистой речке Висшоре. Слева в отдалении виднелись деревенские избы, ближе к воде выстроились приземистые баньки с поросшими травой крышами и серые лодочные сараи.

На реке маячили плоскодонки рыбаков. С мостков, где стирали местные бабы, неслись вопли и визгливая ругань. Нойда узнал голос жены пастуха и утомленно отвел глаза. Уйти бы в лес и не видеть людей – долго-долго!

«Все равно я теперь, похоже, несколько дней не смогу камлать…»

За бубен даже браться было страшно. А при одной мысли о шаманском поясе по коже начинали бегать противные мурашки.

Немного подумав, нойда открыл кожаный кошель с малыми сейдами. Расстелил на земле особый кожаный лоскут и высыпал на него пригоршню камешков. Гладкие окатыши со Змеева моря: побольше и поменьше, серые, черные, синеватые, с красными прожилками, мутно-белые…

– Может, вы мне что скажете?

Собрал снова все окатыши в горсть, встряхнул, прикрыл глаза.

– О атче Каврай, выправляющий пути…

Не глядя, разложил малые сейды на три равные кучки: прошлое, настоящее, будущее.

Опустил взгляд – и невольно рассмеялся.

– Не бывает так! Что за шутки!

Все три кучки были совершенно одинаковыми.

– Ну и что это означает?

Нойда задумался. Усмешка постепенно сползла с его губ. Он, кажется, понял.

«Для кого прошлое, нынешнее и грядущее едино? Для кого времени уже нет. Для мертвых… И для богов».

В подозрительную историю с двумя коровами, медведем и чародеем в ельнике замешаны мертвые… или боги?

Ну а что в ельнике сидел чародей, нойда даже не сомневался.

Ругань и вопли на реке наконец затихли. Только тишина стояла недолго. Из рыбацкой лодки полилась звонкая трель дудочки.

«Опять Морока, – рассеянно подумал нойда. – Что это он не со стадом, а на реке бездельничает?»

Зевнул, потянулся, ссыпал камни в сумку… И застыл с кошелем в руках. Веселое пение дудочки вызвало у саами какую-то смутную тревогу. Откуда, почему?

«Проклятая баня, совсем ослепли из-за нее очи души! Скорее бы отпустило…»

С реки снова раздались крики. Нойда поморщился было – но потом вскинулся, забыв о гадании. Крики были полны ужаса.

– Ведун! – раздались вопли поблизости. – Скорее, помоги!

– Медведь!

– Где медведь? – нойда вскочил на ноги, забыв о своей банной немощи.

– У реки! Бабу ломает!

На берегу и впрямь творилось нечто невообразимое. Люди метались, со всех сторон бежали мужики, бабы орали, созывая ребятишек…

– У реки? – озадаченно пробормотал нойда, спеша вниз по склону.

Вскоре шаман был уже на берегу. Толпа перед ним расступилась, пропуская к телу на траве. Женщина лежала простоволосая, смятая, нелепо и стыдно раскинувшись. Платок с головы был сорван, встрепанные волосы пропитались кровью. А только что была полная жизни, шустрая, языкатая…

– Где медведь-то? – спросил нойда.

– Нету! – послышалось со всех сторон. – Исчез!

– А был ли?

– Был, был! – закричали разом несколько женщин. – Как заревет, как даст лапой!

– Тогда ищите, а я погляжу, что с бабой…

Нойда склонился возле раненой – или убитой – женщины. Кажется, это была довольно молодая баба, но понять это сейчас было трудно – голова то ли размозжена, то ли попросту ободрана когтями. Нойда быстро ощупал череп, проверяя, не проломлен ли… Баба дышала, но была без сознания.

– Ну что там, ведун?!

– Кости целы… Кожа сорвана глубоко, много крови… Да, вот они, следы когтей. Сзади ударил, – пробормотал нойда, осматривая женщину.

Затем опустил веки и вытянул ладонь над грудиной женщины – тем местом, где у живых обитала душа.

– Все еще здесь, – прошептал он, потом добавил громче: – Сейчас я промою и перевяжу рану. Затем отнесите женщину в избу, чтобы ей побыть в тишине и покое. Ее душу из нижних миров пока никто не истребовал. Она скоро очнется.

– Нет нигде медведя! – раздался позади толпы чей-то запыхавшийся голос. – Как в воду канул!

– Может, за реку уплыл?

– Уплыл? Удрал!

– Да любой медведь уже давно сбежал бы от такого крика!

Нойда поднял голову, отрываясь от перевязки:

– Никто больше не пропал?

Все тут же начали переглядываться, окликать друг друга. Вскоре выяснилось – ни в деревне, ни на берегу никто больше не пропал и не пострадал. Конечно, оставались еще те, кто работал в лесу и на кулигах, малых лесных пашнях. И те, кто ловил рыбу на реке. И кузнец. И пасечник. И пастух…

Понемногу все успокоились. Послышались голоса: а может, и не было никакого медведя? Кто его видел-то? Бабы, кричавшие «медведь!», уже засомневались. Вроде видели, а вроде и нет…

Но вот женщина, лежащая в крови…

– Может, сама упала? – предположил кто-то.

– Ага, и сама себе кожу с головы спустила…

Нойда слушал разговоры, хмурясь.

– Кто последний говорил с этой женщиной? – спросил он.

– Я, вестимо, – вперед выступила круглощекая Бояна, жена Ворошилы.

Нойда внимательно поглядел на нее.

– Это вы так на реке собачились?

– Мы, – хмыкнула та. – На мостках белье полоскали, а потом поцапались малость с Душанкой.

– Как всегда! – ехидно заметил кто-то. – Любо-дорого послушать вашу брань!

Толпа загудела. Судя по всему, обе бабы и раньше не отличались мирным нравом.

– Потом Душана собрала белье и пошла к себе, а я за ней. Вон дотуда дошли вместе, – махнула рукой Бояна, – а дальше я направо, она налево. Я и десятка шагов не отошла, тут она как заорет! Оборачиваюсь – она уж вся в крови лежит…

Нойда нахмурился.

– Медведя не видела?

– Нет…

Саами протянул руки, чтобы на них полили водой, отер обрывком тряпья.

– Готово, – сказал он, поднимаясь. – Несите ее в избу. Рану я перевязал, зельем от огневицы смазал, а дальше как боги решат…

Женщину унесли. Нойда повернулся к жене Ворошилы:

– Где ты была, когда закричала Душана? Покажи.

Они спустились на десяток шагов вниз. Крутой травянистый склон, серые бревна и замшелые крыши сараев и бань… А вот и то место… Но как понять, что здесь случилось?

Им повезло. На тропинке чуть ниже вскоре нашелся след. Глубокий отпечаток медвежьей лапы…

– Вон оттуда шел, от бань, – загомонили деревенские. – И как это Бояна не заметила?

У реки снова поднялся гул голосов.

– Откуда косолапый взялся?

– Как из воздуха возник!

– Эй, охотники? Ищите, откуда зверь пришел!

– Душана очнется, расскажет…

– Не расскажет, ударили-то ее сзади. Она ничего не видела.

Нойда слушал и мрачнел.

– Вот что, венья, – громко проговорил он. – Как стемнеет, ступайте все по домам. Запритесь покрепче и сидите тихо.

Все вокруг сразу замолкли. Множество подозрительных взглядов впилось в невысокого лопаря.

– Ты на что намекаешь, ведун? – насупясь, спросила Бояна.

– Пока ни на что…

* * *

Как зашло солнце, Вишера будто вымерла. Только изредка перелаивались собаки во дворах. Нойда, поужинав у Ворошилы, снова ушел ночевать в сенник. Там устроился неподалеку от входа, оставив приоткрытыми ворота, положил рядом котомку с бубном, закинул руки за голову и принялся любоваться закатом.

Вечер был теплый, как парное молоко. Светлые летние ночи уже убывали. Однако сумерки все еще тянулись и никак не переходили в ночь. В темно-синем небе возникали одна за другой звезды. Вдалеке за рекой горела –