— Маловероятно, — попыталась яуспокоить испуганного парня. — Рейчел любит на чужой спине лежать, и всеостаются живы. В ней не так уж много веса.

— Ага, — прокряхтел паренек, —похоже, она с центнер потянет. Кстати, меня Миша зовут.

— Рейчел так не уйдет, бесполезно еесталкивать. Рада знакомству, Лампа!

— Может, все-таки я ее сброшу? — непослушал меня парень и попытался начать активно шевелиться.

— Р-р-р, — ожила стаффиха.

— Ой, ой! Все, лежу тихо! —перепугался Миша. — Она мне сейчас голову откусит!

Я почувствовала неожиданную усталость, аРейчел мирно гудела:

— Р-р-р-р.

— И что? — не переставал болтатьМиша. — Теперь мне так на всю жизнь оставаться? Говоришь, она часто к тебена спину залезает?

— Да, — подтвердила я.

— Но ведь ты же как-то вытуриваешь ее?

— Рейчел можно приманить глазированнымсырком, — растерянно сообщила я.

— Так чего тут стоишь? Живо тащиего! — велел Миша.

Я кинулась к тропинке.

— Эй, стой! — велел Миша. —Забери пучеглазых, а то уставились на меня, прямо стыдно. А ну, пошли вон, киноим тут показывают, купили билеты в VIP-ложу!

Моя голова машинально повернулась, и глазаувидели всех мопсов. Муля, Ада, Феня и Капа с разинутыми пастями, откудавывалились розовые языки, сидели справа от скамейки. Я очень хорошо понимала,отчего на лицах мопсих написана радость и по какой причине их свернутыебубликами жирные хвостики ходят из стороны в сторону. Сейчас в собачьих мозгахбилась лишь одна мысль: Рейчел лежит на спине у человека, следовательно,незамедлительно принесут мягкий, нежный, сладкий, великолепный, суперский,строго запрещенный ветеринаром сырок. Неаккуратная стаффиха непременно урониткусочек глазури, а еще какой-то из мопсих повезет, она первой выхватит из рукЛампы обертку и оближет ее.

— Чего они зырятся? — нервничалМиша.

— Ну, из любопытства…

— Небось та, что на спине, рвет человекана части, а эти поджидают, — дрожащим голосом вдруг заявил Миша. — Ячитал в газете, что собаки-убийцы так и поступают. Живут стаями, вожак У них —охотник-киллер, ловит добычу, а остальные доедают остатки.

Не успел он докончить фразу, как Рейчел,решившая, что ей слишком долго не несут сырок, вновь заворчала:

— Р-р-р.

Мопсихи, предвкушавшие свою дозу лакомства,засуетились и стали подбираться поближе к незадачливому пьянчужке, давнопротрезвевшему от страха.

— Мама… — прошептал Миша и замолк.

— Идиот! — затопала я ногами,испытывая огромное желание треснуть Мишу по башке. — Моим собакам в головуне придет есть сырое мясо, им дают лишь курицу!

— Утешающая информация, — неожиданноразвеселился Миша, — если хочешь, мы поговорим на эту тему, но позже. Асейчас, сделай милость, принеси сырок!

С криком «Девочки, домой!» я ринулась кподъезду.

Мопсихи бойко затрусили за хозяйкой, Рейчел жеперспектива остаться в кустах совершенно не испугала. Наглая стаффихавеликолепно знала: сейчас я вернусь и принесу угощенье.

Забыв вытереть собакам лапы, я внеслась накухню, распахнула холодильник и застонала. Сырков не было! Очевидно, их съелКостин, он очень любит схомякать штук пять на завтрак. В ту же секунду в головупришла мысль: у меня в комнате, в тумбочке, должен быть запас.

Долго не раздумывая, я пролетела по коридору,распахнула дверь и чуть не упала от ужаса.

На полу, ногами к двери, лицом к батарее,неподвижно лежал Кирюша. Мне стало плохо. Господи, бедный ребенок на самом делеболен! Я заподозрила его в симулянтстве, собралась выпихнуть на дополнительныезанятия, мстительно-злобно пообещала лично проконтролировать процесс измерениятемпературы, а несчастный мальчик потерял сознание!

— Кирюшенька, — кинулась я краспростертому телу, — любимый, милый, очнись! Что случилось, отвечайскорей?

Школьник бодро сел. Его лицо было красным, авзгляд смущенным.

— Уже вернулась? — спросил он.

— Да! — выкрикнула я. — Тебеплохо?

— Ну.., температура.

— Господи, ты упал в обморок! —заквохтала я. — Не двигайся, сейчас звоню Кате, она пришлет из своейбольницы «Скорую»…

— Не надо, — начал сопротивлятьсяКирюша, — лучше пощупай мой лоб и освободи от английского.

— Нет никакой необходимости его щупать,лицо все красное. Ой, беда! Несусь звонить Кате!

— Лампа, стой, не активничай!

— Как это? Обморок — очень серьезнаявещь.

Естественно, ни на какие занятия ты не пойдешь.

Но и дома оставаться нельзя. Нужно немедленносообщить о произошедшем Катюше.

— Э.., э, — замямлил Кирюша, —кхм.., ну… того.., э.., э…

— Только не спорь, а то еще опять, не дайбог, тебе станет плохо. Сумеешь сам до кровати дойти? — суетиласья. — Ляжешь в темноте. Никакого телика и компа, сосудам надо дать отдых,книги тоже читать не следует. До прибытия «Скорой» надо лежать, не шевелясь, вполудреме.

— Лампудель, — тихо сообщилКирик, — я не лишался чувств.

— Но ведь, когда я внезапно вошла вкомнату, ты лежал лицом в батарею.

— Ну.., да. Понимаешь, я.., э..,уронил.., э… дневник. Верно, именно его. Решил, несмотря на высокую температуруи плохое состояние, поучить английский, — зачастил Кирюша, — раз уж крепетитору не идти, так хоть самостоятельно поработать…

В моей душе зашевелилось легкое недоверие.

Кирюша собрался заняться иностранным языком?

Безо всякого понукания и при полном отсутствиикого-либо из членов семьи школьник надумал овладевать иностранными глаголами исуществительными? Ох, что-то тут не так.

— А почему ты в моей спальне? —вдруг еще больше удивилась я.

— Э.., э.., в детской перегорелалюстра, — мигом нашелся Кирюша, — дай, думаю, у Лампы устроюсь…

Слишком честные глаза Кирюши не мигаяуставились в потолок, но меня уже вовсю терзали сомнения.

— Говоришь, дневник уронил?