Радикальная воля нацистов к «окончательному решению еврейского вопроса» не знала границ. Пренебрегали даже здравым смыслом. В 1942 году Министерство транспорта дважды запрещало использовать железные дороги восточного направления для каких бы то ни было перевозок, не связанных с военными нуждами. Немецкой армии под Сталинградом был жизненно необходим каждый вагон с боеприпасами или пополнением, и тем не менее оба раза по настоянию СС делалось исключение для депортаций евреев в лагеря смерти – поезда и железнодорожные пути обслуживали решение «еврейского вопроса»[13].

10 августа 1942 года Баттель созвал совещание с участием представителей гражданских властей, где объявил о решении высшего полевого командования, согласно которому евреи, работающие на вермахт, берутся под военную охрану. Вермахт вправе назначать свои собственные еврейские советы, отвечает за их безопасность, и никто иной больше не имеет права отдавать им приказы.

Присутствовавший на том совещании Бентин сделал вывод, что майор Лидтке вынашивал идею создания «образцовой еврейской общины» под защитой вермахта. И не преминул довести свое возмущение до начальства. Доложил он и о своей беседе с Баттелем и Лидтке, в ходе которой у них поинтересовался, должна ли полиция предварительно спрашивать разрешения местного командования в случае уголовного или политического преступления, совершенного евреями. Бентин полагал, что то был риторический вопрос, ответ на который подразумевался. Каково же было его удивление, когда он услышал в ответ, что полиция может «принимать меры против соответствующих евреев» лишь после получения согласия местного командования. Естественно, это вызвало его недовольство, и Бентин квалифицировал случившееся в своем рапорте как «свидетельство немецкой разобщенности».

Некоторая разобщенность и вправду имела место. На самом верху – тоже. Речь о расхождениях между Куртом фон Гинантом и Вильгельмом Крюгером по «еврейскому вопросу». Их не назовешь принципиальными – они касались лишь сроков его «решения». Крюгер стремился к скорейшей «ликвидации», а Гинант предлагал избавляться от евреев постепенно. «Немедленное удаление евреев будет иметь следствием значительное сокращение военного потенциала рейха и по меньшей мере кратковременную остановку снабжения как фронта, так и войск в Генерал-губернаторстве», – писал Гинант в штаб оперативного руководства ОКВ. Доля евреев среди квалифицированных рабочих велика, приводил он аргументы в пользу своей точки зрения, и их отсутствие скажется, в частности, на ремонте автотранспорта, поэтому отправлять их в лагеря смерти можно лишь по мере поступления замены. На его мнение ссылался майор Лидтке, которого назначили комендантом Перемышля по рекомендации генерала фон Гинанта. Оба они одновременно расстанутся со своими должностями осенью 1942 года. Фон Гинанта уволят по доносу Крюгера Гиммлеру, а его преемнику генералу Хенике придется исполнять полученную в октябре директиву о немедленной замене евреев «арийской» рабочей силой.

Впрочем, Крюгер тоже недолго усидит в своем кресле. Виной тому один из его подчиненных – Конрад Морген (1909–1982), судья эсэсовского суда. Он слишком резво расследовал факты коррупции среди высокопоставленных эсэсовцев в оккупированной Польше, в связи с чем Крюгер прикомандировал его к полевому суду отправлявшейся на Восточный фронт дивизии СС «Викинг». Это не понравилось Гиммлеру, и тот отправил на фронт самого Крюгера, и тому пришлось сменить покои Краковского замка на блиндаж дивизии «Принц Ойген», действовавшей против югославских партизан. А Моргену рейхсфюрер поручил расследовать дела о коррупции в концлагерях, пяти комендантам которых тот предъявил обвинения. Один из них – комендант упоминавшегося выше лагеря Плашов Амон Гет, попавшийся на расхищении еврейской собственности, которая по нацистским законам принадлежала рейху. Другой – комендант Бухенвальда Карл Отто Кох, расстрелянный по приговору, вынесенному Моргеном.

Кем он был, всего лишь честным служакой? Или же его настойчивость в преследовании палачей объяснялась еще и сочувствием к их жертвам? На Нюрнбергском процессе, где Морген выступал в качестве свидетеля, американский судья поинтересовался, почему он осуждал эсэсовцев лишь за кражи, в то время как в лагерях, по его же словам, постоянно происходило уничтожение множества людей. Бывший эсэсовский судья отвечал, что он никого не мог обвинить в истреблении миллионов в газовых камерах и судебное преследование за другие преступления было его единственным средством противодействия истреблению людей, остановить которое он никак не мог. В этом смысле, возможно, есть что-то общее между Моргеном и Баттелем, который в своем противостоянии эсэсовцам ссылался на интересы рейха.

«Внутреннее расследование»

Как только покончили с евреями, принялись за «своих». Правда, поначалу Баттель отделался недолгим домашним арестом. Больше того, всего через три недели после инцидента на мосту он получил звание капитана, к которому был до того представлен. Куда более болезненным для него было лишение полученной в Первую мировую войну награды – Железного креста второго класса «За военные заслуги».

Надо сказать, те немецкие офицеры, кто так или иначе помогал евреям, далеко не всегда строго наказывались. Разговоры о том, что они рисковали жизнью, несколько преувеличены. Скажем, дисциплинарными санкциями отделался военный комендант местечка Городенка Черновицкой области капитан Фриц Фидлер, укрывший во время «акции» две еврейские семьи в погребе своего дома и однажды запретивший доступ эсэсовцам к еврейским рабочим комендатуры.

Ни один военнослужащий, полицейский, жандарм или эсэсовец не был казнен за отказ участвовать в убийствах евреев. На послевоенных процессах многие из них утверждали, что подобный отказ повлек бы за собой расстрел на месте, но это, как уверяют немецкие историки, неправда, попытка оправдать свое поведение. После изучения множества документов им не удалось найти ни единого такого случая. Когда полицейские отказывались убивать безоружных людей, их, как правило, без особых последствий возвращали в свое ведомство.

Другое дело – «пособники евреев» из простых немцев. Те подвергались увольнениям и запретам на профессию, их отправляли в концлагерь (часто без указания срока), накладывались и денежные штрафы. Иногда «виновных» без суда и медицинской экспертизы помещали в психиатрические больницы, показывая остальным, что проявления солидарности с евреями – аномальное поведение и признак психической ненормальности. Как правило, помогавшие евреям понимали, на что идут. Того же Оскара Шиндлера арестовывали трижды – за «братание» с евреями и поляками и подкуп должностных лиц, и его жена Эмилия каждый раз – при помощи влиятельных друзей – вытаскивала его из гестапо.

И тем не менее в Германии находились смельчаки, демонстративно встававшие со своего места в трамвае, метро или поезде, предлагая его носителю повязки с шестиконечной звездой, ношение которой было обязательным для всех евреев старше шести лет.

В августе – сентябре 1942 года по требованию штаба СС и полиции в Кракове против Баттеля было проведено «внутреннее расследование», о котором ему самому не было известно. В архивах сохранились 40 страниц свидетельских показаний. Против «адвоката евреев доктора Баттеля» давали показания те же эсэсовцы, имена которых упомянуты выше –