– Что? – не сдержала изумления Юкия.

Катаси рассмеялся, истолковав её удивление по-своему.

– На днях она сильно испугалась паука, – сказал Катаси. – Правда, его съела сорока, так что… Почему ты смеёшься, Юкия?

Девушка и впрямь смеялась. Что за вздор: Сойку боится пауков! Да она никогда в жизни бы не испугалась ни одного из них, а вот птицу… Как же Катаси со всей его наблюдательностью сделал настолько неверный вывод? Что за нелепость!

– Плохо смеяться над слабостью тётушки, – строго сказал Катаси, – даже если она бывает к тебе строга.

Юкия только покачала головой, не в силах ни взять себя в руки, ни объяснить, что же так рассмешило её.

Катаси

Он знал, что долго это продолжаться не может. Однако не мог не признаться себе: ему хотелось бы оставаться в саду вместе с Юкией как можно дольше. Увы, дело было не только в долге учителя.

Юкия, такая рассеянная в этот день, в саду преобразилась. Когда солнечный свет падал на её лицо, девушка улыбалась. Катаси никогда прежде не видел такой её улыбки. Он любовался ею, он хотел, чтобы девушка больше улыбалась. Потому он раз за разом откладывал миг возвращения в дом, вспоминая новую идиому…

Так продолжалось до тех пор, пока девушка, кажется, не споткнулась. На землю упало что-то. Она потянулась за потерей, но Катаси опередил её.

Это была маленькая нефритовая бусина. Её утрата, кажется, вызвала в девушке былое беспокойство.

– Возьми, – сказал Катаси.

Она поспешно забрала её. Интересно, почему ей так дорога эта безделица: всего-то бусина из недорогого нефрита? Такими часто украшают заколки девочек, пытаясь защитить дитя от дурного глаза. Может, она досталась ей от матери?

– Ты, должно быть, устала, – сказал Катаси. – Вернёмся?

Она кивнула, прикрывая рукой пояс. Этот жест он замечал за ней в этот день уже не впервые, совершенно не понимая, что бы тот означал. Может, ей нездоровится? Да нет – во время прогулки она не выглядела больной.

Они вошли в дом и вернулись в комнату. Служанка не спала, но и шум поднять не успела. Катаси не особо волновало то, что работница могла рассказать об их отлучке госпоже. В конце концов, ничего предосудительного они не делали.

– Скажи мне, какое изречение ты выбрала? – спросил он, когда они вошли в комнату.

Ему и впрямь было интересно, что именно понравилось девушке больше прочих. Он предполагал, что это будут слова о цветах и красоте или, возможно, о воробьиных слезах. В конце концов, её изрядно повеселил рассказ о том, как Сойку испугалась паука, съеденного птицей.

Она сумела его удивить.

– «Упади семь раз, встань восемь», – ответила она.

– Никогда не сдавайся, как бы трудно тебе ни было, – произнёс Катаси. – Давай я покажу тебе штрихи.

Тем вечером Катаси не видел ни Сойку, ни её сестёр. Хозяйка, сославшись на плохое самочувствие, попросила Катаси поужинать в своей комнате. Так и вышло, что в этот день Катаси не виделся с прекрасной госпожой, а аромат пионов и багульника, пропитавший, казалось, даже его волосы, стал почти неощутим. Минула ночь, а утром Катаси почувствовал себя на удивление полным сил. Он встал с рассветом, но таким отдохнувшим и здоровым, каким не ощущал себя уже давно.

Завтрак он съел охотно, а после служанка протянула ему письмо. Сойку извинялась перед ним: ей всё ещё нездоровится, а сёстры отправились к ближайшему святилищу в лесной чаще, чтобы помолиться… Однако к вечеру она сумеет составить ему компанию. С Юкией он увидится не раньше обеда, а значит, утро у него оказалось свободным. Тем лучше!

Он взял краски и короб с кистями, написал записку для Сойку и отправился за ворота сада. Пусть путешествие его прервалось самым неожиданным образом, пусть планам его сбыться было не суждено, но у него было это утро. Горы в пору листопада стоили того, чтобы их увидеть. Здесь и сейчас он чувствовал, как пустота внутри заполняется, как глаз его подмечает игру света в кронах деревьев, переливы теней у их корней.

Лес был полон золота, охры и багрянца. Сухие травы шуршали, вторя поступи его ног. С каждым шагом, казалось, тело становилось легче, а движения – увереннее. Будто чем дальше он уходил от сада Сойку, тем проще ему было дышать. Слишком он долго сидел взаперти! Потому он и не мог больше работать в мастерской. В нём всё ещё жило то, что мальчишкой заставляло его раз за разом убегать к реке, то, что дарило ему радость в момент бега в далёком детстве. Мятежный ли это был дух или жажда чувствовать нечто новое и яркое? Он не знал.

Пора листопада полнилась красками. Чем дальше он уходил в лес от дома Сойку, тем светлее становилось вокруг. Как-то так вышло, что дом красавицы расположился в самой лесной чаще, где кроны деревьев были столь густы, что тени в её саду никогда не пропадали.

Он шёл по тропе, уходившей вверх по склону. Ноги уверенно ступали по ней, и вскоре Катаси позабыл, какая слабость была в нём ещё день назад, будто бы быстрая ходьба, свежий воздух и вся эта красота вокруг изгнали из него остатки болезни. Художник смотрел на белые стволы берёз, убегающие к небу, такому голубому, что жёлтая их листва будто бы становилась ещё ярче на его фоне. Сердце его наполнялось упоительным ощущением свободы вперемешку с восхищением. Именно этого так не хватало ему в Эдо: дома с черепичными крышами не оставляли места деревьям. Он всё ещё намеревался рисовать, когда найдёт подходящее место, но он не спешил. Осень наполняла его силой.

Вдали послышался шёпот воды. Ведомый этим звуком, он вышел к ручью. Вода искрилась в солнечных лучах, такая прозрачная, что дно маленького русла (Катаси мог бы его перешагнуть, если бы пожелал) было видно отчётливо. Пёстрые камешки, названий которых художник не знал, наводили на мысли о резных шкатулках и пряжках, которые продавали на городских улицах мастера.

Он коснулся воды кончиком пальца. Ручей, студёный и быстрый, укусил его холодом, вызвав у Катаси улыбку. На той стороне у самой кромки воды из трухлявого поваленного дерева, покрытого мхом, пророс тонкий молоденький клён. Чёрное, тёмно-зелёное и алое… Катаси понял, что нашёл место, которое ему было необходимо.

Художник устроился прямо тут, достав тушечницу и кисти из своей дорожной сумки. Он писал клён, окутанный солнцем, чувствуя, как в голове крутятся слова ещё не родившегося стихотворения.

Он был поглощён работой, когда солнце скрылось за тучей. Тяжёлая и тёмно-серая, она вмиг погрузила рощу