Створка двери за его спиной закрылась, в лицо ударил аромат багульника.

Комната была погружена в полумрак. Всюду висела ткань, пёстрая и полупрозрачная. Белые, алые и зелёные отрезы тончайшего шёлка свисали с потолка неподвижно, в жаровне теплился едва заметный огонёк. На столике тлела палочка благовоний, распространяя запах, на диво тяжёлый.

– Госпожа, – позвал Катаси, – мне нужно поговорить с вами, пожалуйста…

Чего хотел попросить Катаси? Он и сам не ведал. Оставалось лишь удивляться тому, насколько жалко прозвучал его голос.

Женский смех, лёгкий и переливчатый, раздался откуда-то из глубины комнаты.

– Иди же сюда, Катаси, – позвала его Сойку.

Тон её был кокетлив.

Молодой человек отодвинул тонкое полотно. Затем ещё одно и ещё. Чтобы сделать шаг, ему нужно было преодолеть несколько слоёв шёлка, пыльного и какого-то старого на ощупь.

– Ты уже близко, – послышался голос Сойку.

За очередной завесой он нашёл её. Она лежала посреди большого пёстрого ковра. Такие диковинки делали в далёких землях, где ночи были тёмными и густыми, точно дикий мёд. Запах цветов резал ноздри и заставлял глаза слезиться, но Катаси не мог пошевелиться не из-за этого. Госпожа была нагой. Ничто не скрывало её белого тела, полного плавной грации. Тёмные волосы укрывали спину и ягодицы, но едва ли были способны сделать незаметным её бесстыдство.

Увидев его растерянность, Сойку засмеялась вновь. Она медленно поднялась с пола, вновь напомнив ему змею, откинула прекрасные волосы за спину, красуясь, показывая себя. Красота её была пронзительной до неестественности. Ещё хуже было оттого, что перед внутренним взором всё ещё стоял образ бьющегося оленя, пожираемого заживо.

– Госпожа, – прошептал он, – мне нужно сказать вам…

Она не дала ему договорить. Стремительно женщина сократила расстояние, их разделявшее. Высокая, стройная, полногрудая, горячая. Она прижалась к нему, лишая возможности произнести хоть слово.

– Разве это не подождёт? – спросила она и потянулась к его губам.

Её поцелуй был сладок и не по-женски груб. Губы её заставили его рот раскрыться навстречу, подчиняя, распаляя и одурманивая. Ловкий и умелый, порочно умелый язык проник в него, стирая все воспоминания, вынуждая ответить. Хватка рук её на его плечах ощущалась слишком сильной и инородной.

– Подождите, госпожа, я видел… в лесу… – пробормотал он, когда она оторвалась от него.

– Что же? – спросила она, опаляя его ароматом своего дыхания.

Цветы. Сладкие, увядающие. Багульник, пионы и гниль. Кровь, соль и железо. Олень, в глазах которого обречённость сменяется смертью.

– Чудовище.

Голова шла кругом. Его тошнило, а тело вновь становилось слабым и неповоротливым. В глазах всё плыло, и в то же время странная болезненная похоть охватывала его тело, пробуждая жар в паху и жгучую острую дрожь.

Правая бровь Сойку взлетела вверх. Красивое женское лицо приобрело выражение, совершенно для него не подходящее. Тем не менее он старался смотреть ей в глаза, чувствуя, как медленно искажается реальность. Будто бы он сильно пьян, или болен, или и то и другое.

– В лесу… С брюхом паука.

Она посмотрела на него ещё пару мгновений и начала смеяться. Смех её был громким и оглушительным, точно колокола на башне собора иезуитов.

– Я верю тебе, – сказала она вдруг. – Я знаю, что ты говоришь правду!

Её лицо было полно безумия. Женщина кинулась на него, Катаси упал на спину. Затылок пронзила боль, а в глазах потемнело. Он почувствовал, как она оседлала его бёдра, как ногти её, острые и стремительно чернеющие, рвут рубашку на его груди. Он с трудом открыл глаза, ткань над головой внезапно напомнила ему лохмотья паутины.

– Катаси! – крик Юкии врезался в уши, пронзая его голову меж тяжёлых ударов сердца.

Сойку смеялась. Её волосы поднимались в воздух, точно живые, цепляясь за пёстрый шёлк. Её ногти впивались в кожу на груди Катаси. Он предпринял ещё одну жалкую попытку освободиться, багульник и гниль не давали дышать.

Что-то упало, разбилось с жутким грохотом, отвлекая Сойку. Она обернулась как раз в тот момент, когда в её голову врезалась китайская ваза. Фарфор разлетелся на мелкие осколки, отчего женщина зашипела, точно разъярённая кошка.

– Мерзавка! – закричала она.

Катаси почувствовал, что тяжесть её тела исчезла. Он пытался подняться, старый шрам над бровью ужалил ледяной холод…

Глава 10

Когда явь похожа на страшный сон

Юкия

Юкия настолько привыкла к тому, что была заперта в своей комнате последние годы, что даже мысль о том, чтобы выйти, у неё не возникала. Потому-то урок в саду в компании Катаси оказался для неё чем-то совершенно невероятным. Сейчас, глядя на листы ученической бумаги, покрытые строгими столбиками иероглифов, девушка вспоминала каждый миг этого дня с трепетом.

«Упади семь раз, встань восемь», – прочитала она в который раз. Изречение повторялось на листе, и в конце концов штрихи даже стали получаться ровными. Письмо она вспоминала с трудом: ум убёрёг начертание символов, а вот руки… Руки отвыкли держать кисть за годы заточения. Девушка теперь понимала отчётливо, что пальцы её быстро утратили всё, чему учились. Она была уверена, что и от струн кото[15], инструмента, на котором она сносно играла в одиннадцать, они тоже бы не добились ни единого внятного звука. Как грустно это было: будто бы медленно, но верно все напоминания о прошлой жизни умирали в её теле…

Однако, глядя на столбики изящных слов, она понимала и другое. Она вспомнит. Если случится чудо и она каким-то совершенно невероятным образом избежит гибели и вернётся из мира чудовищ в мир, полный живых людей, она сумеет обрести те навыки, что теперь потеряны. Это понимание давало необъяснимую и совершенно отчаянную надежду.

Да и к тому же Чашечка теперь была с ней. Маленькая подружка детства, которая избежала гибели в пожаре и каким-то невероятным образом сумела отыскать к ней дорогу. Днём она спала, а ночью бегала по комнате, перебирая мелкими ножками. Звук этот напоминал шорох мышиных лапок о деревянный пол: такой же частый и суетливый.

В эту ночь Чашечка была особенно беспокойной. Её беготня изрядно мешала Юкии спать. Отчаявшись, она решила попробовать определить, где сейчас находится Сойку. Дар, принёсший ей столько несчастий, пугал девушку. Однако с появлением в доме Катаси он нёс ей и утешение. Так, она всегда знала, что гость жив: стоило лишь прислушаться к биению жизни в одной из соседних комнат. Прежде она не осмеливалась намеренно искать госпожу Сойку. Порой она ощущала её присутствие, но