Сплюнув кровь, тот в ответ сбил ее с ног тяжелым ударом кулака. Кое-как поднявшись и помогая встать пострадавшему от удара плачущему сыну, женщина услышала шепот, предупреждающий ее о грядущей ночи и расправе.

В тот же день она, собрав припасы и травы, увела с подворья коня и ринулась прочь. Никогда не покидавшая города, травница знала лишь направление, в котором находилась граница. Многие уходили в ту сторону за подмогой, но ни один так и не вернулся. А после того как по городу прокатилась волна слухов о том, что все они сгинули в лесу от клыков проклятых зверей, никто не решался идти по их стопам, предпочитая ждать помощи и довольствоваться тем, что имели.

Добравшись до края леса и спешившись с ребенком, женщина развела небольшой костер и начала размалывать травы. Будучи дочерью лекаря, она никогда не следовала рецептам и доверялась лишь своему чутью в приготовлении лекарств, способных излечить почти любой недуг и поднять с постели даже самых безнадежных людей, за что местные и окрестили ее ведьмой. Лишь из уважения к ее отцу-лекарю – единственному на весь город – ее почти не трогали и предпочитали обходить стороной, но никогда не подавали руку и не предлагали помощи. Отец же, владеющий травяной лавкой, получал баснословные деньги за снадобья дочери, однако никогда не вступался за нее перед горожанами и лишь сыпал обвинениями в том, что та сама виновата в своей горькой судьбе.

Помня, какие запахи отпугивают животных, молодая женщина продолжала размалывать редкие травы в плошке. Едкий запах заполонил всю округу. Перевязав лицо себе и ребенку платками и вновь взобравшись на коня, с утра она вошла в лес.

Мальчик, продолжая увлеченно играть бечевкой на пальцах, не замечал порыкиваний и возни совсем рядом с ними. Звери, выстроившись в две колонны, припадали к земле, но не смели подступить, отгоняемые едким запахом, исходившим от тлеющей, подожженной в плошке травы.

Медленно продвигаясь сквозь чащу, женщина подкидывала в огонь травы. Вдалеке уже виднелись огни границы, когда последний всполох дыма вдруг рассеялся в темноте. Не теряя ни секунды, травница ринулась вперед под рев и грохот преследовавших ее тварей.

Лошадь, запнувшись во тьме, рухнула наземь.

До огней оставалось совсем немного. Изодранными руками женщина подняла потерявшего сознание ребенка и побежала навстречу спасительному огню и людям, слыша позади жалобное ржание раздираемой на части лошади.

Теплая кровь окропила ее спину.

Выбежав на подлесок, травница упала на землю, видя спешащих к ней стражников. Оглаживая лицо любимого сына, она приговаривала, что они наконец выбрались и отныне их жизнь станет намного лучше и легче. Пришедший в себя мальчик крепко обнял мать и не отпускал до тех пор, пока их не привели в одну из сторожевых башен. Смотря на окружающих ее людей, которые выспрашивали, кто она и как прошла через лес, беглянка, растерянная и испуганная, не понимала, о чем ее просят, продолжая плакать и прижимать к себе сына. Истощенная и уставшая, содрогаясь всем телом, она молила о капле воды и еде для ребенка.

Снабдив мать и сына всем необходимым, их оставили отдыхать в одной из комнат ближайших пустых казарм.

Проснувшись затемно, травница ощутила онемение и боль во всем теле. Голоса, заполонившие небольшую комнатку, нависали над ней, пока грубые руки стаскивали с нее одежду. Принявшись вырываться и кричать, она получала лишь удары тяжелых кулаков в живот и лицо.

Сжавшийся у стенки малыш видел шестерых незнакомых мужчин, обступивших его мать. Хрипло посмеиваясь, они кружили над ней, рвали ее платье и что-то рокотали угрожающими голосами, на что та кричала и проклинала в ответ, не оставляя попыток вырваться.

– Деревенская шлюха!.. – прорычал один из солдат. – Мы спасли тебе и твоему ублюдку жизнь, и вот так ты платишь за кров и еду?!

Негромкий ответ матери потонул в череде смешков и ударов. Вырываясь и крича, она продолжала защищаться изо всех сил. Ей даже удалось ударить кого-то наотмашь, оставив три глубокие раны своими ногтями.

Когда ее полностью раздели, чудовища с людскими лицами начали измываться над ней: они били ее, вертели и делали что-то непонятное. Мальчик тихо скулил, обнимая свои колени, от страха не смея дышать полной грудью. Мокрыми от слез глазами он видел, как шестеро мужчин насиловали его мать, раздирая на части, как стая голодных зверей. Царапая свои руки в кровь, он слышал их мерзкие стоны и приглушенные крики матери. Грязно, больно, отвратительно…

Женщина металась несколько часов, крича и стеная от боли, а после притихла с первыми лучами солнца.

Хохочущие мужчины оправляли одежды, иногда попинывая полубессознательную жертву, что невидящими глазами смотрела на свое дитя, забившееся в угол. Во взгляде том не было привычного тепла и сияния, коим она одаривала своего сына изо дня в день. Пустой и мертвый взор смотрел будто сквозь него, не осознавая произошедшего этой ночью. Лишь один всполох отражался в них – желание умереть.

Когда эти звери ушли, мальчик подполз к матери, плача и укрывая ее рваным плащом. Скуля и заходясь в плаче, он терся о нее головой, умоляя прийти в себя.

На следующий день звери пришли снова. А потом еще и еще.

В одну из таких ночей мальчик, потеряв связь с реальностью, смотрел в сторону, краем сознания улавливая звуки боли, ставшие привычными для этих стен.

Свет одинокой свечи колыхался слабым пламенем на ветру. Сосредоточив на нем взгляд, мальчик словно абстрагировался от происходящего. Покачиваясь из стороны в сторону, он подошел ближе к свече и взял ее в руки. Вглядываясь в этот свет, он вспоминал тепло в глазах матери, что погасло после той первой ночи. Яростное, дикое чувство затмило вдруг его разум. Как чистый огонь, сметая и выжигая все, кроме одного желания. Желания мести.

– Юнец, – положив тяжелую руку мальчику на плечо, обратился к нему один из мужчин.

Развернувшись и сжимая в руках свечу, ребенок увидел солдата с тремя глубокими царапинами на лице, что уже начали заживать, покрывшись коркой.

Мужчина огладил его худое плечо, чуть отодвинув край изодранной тонкой рубахи, и провел грубыми пальцами по его шее. Облизнувшись, он наклонился чуть ближе, что-то нашептывая и улыбаясь. От него исходил слабый приятный аромат матери мальчика, смешанный с его собственным смрадом, кислым и удушающим.

Не слыша, что говорит ему мерзко ухмыляющийся солдат, ребенок перевел взгляд на масляную флягу для заправки ламп, валявшуюся возле двери. Не раздумывая, мальчик ринулся к ней и, пнув по железному боку, бросил свечу в лужу.

Пламя вспыхнуло, распространяясь бушующим огнем, и тут же накинулось на мужчин.

Пока те стряхивали огонь, громко бранясь, мальчик подбежал к лежавшей на постели матери.

– Мамочка, мамочка, пойдем скорее… – тряс он ее за израненное плечо, громко всхлипывая.

Обессиленная женщина медленно подняла дрожащие веки, пустыми глазами наблюдая за всполохами огня.

– Мамочка, мне больно, – чувствуя лижущие языки пламени, все ближе подбиравшиеся к ним, мальчик потянул ее за руку.

Словно очнувшись от его плачущего голоса, женщина мигом стянула одеяло с кровати, укутав в него ребенка, и, схватив плащ, ринулась в открытое окно. Казарма находилась рядом с небольшим полем, разделявшим людей и лес. Обернувшись и увидев другие постройки и солдат, они бросились в единственную возможную сторону – в чащу.

Лучше быть сожранными дикими тварями, чем разодранными чудовищами в человеческом облике.

Стрела нагнала их почти у подлеска. Пробив ногу травницы, она заставила ее повалиться на землю.

– Мамочка, вставай! Вставай скорее!.. – всхлипывал ребенок, помогая ей подняться.

Женщина бежала изо всех сил, словно не замечая боли, иногда запинаясь и падая. Почти достигнув леса, она почувствовала сильный удар о землю – ее сбили с ног.

Рослый мужчина с царапинами на лице возвышался над ними. Сжимая в руке лук, он глумливо скалился, прожигая их темными злыми глазами. А клубы дыма, исходящие от его подпаленной накидки, делали его похожим на демона, словно тот вдруг выбрался из самой преисподней.

– Дрянь! – отвесил он хлесткую оплеуху не успевшей подняться травнице. Та вновь упала, раздирая ладони о камни.

С силой ударив ее ногой в живот, солдат