- Врешь! – выплюнула та. – Витаешь мыслями где-то, не смотришь, что и делаешь!

- Прости, госпожа, - голос по привычке уже звучал тихо и невыразительно. – Я, наверное, не так что-то сделала?

- Нет, делаешь ты все, как положено, - сварливо признала та. – Но мыслями ты не здесь!

- Что ты, госпожа. Откуда у меня мысли?

- Да ты насмехаешься надо мной! – взвизгнула та и залепила увесистую затрещину.

Голова мотнулась в сторону. Накато с легким удивлением поняла, что даже не злится. Эта ночь принесла странное отупение всех чувств.

- Что ты, госпожа. Разве я смею насмехаться?

- Ты, - Рамла задохнулась. – Пошла вон! Вон пошла отсюда! – завизжала она. – Вели, чтобы пришел кто угодно, домыть меня! Сам не показывайся на глаза! Вон пошла!

Голос ее набирал и набирал громкость. Накато, поняв, что сейчас схватит еще одну затрещину – а может, и не одну – вылетела из загончика. Добросовестно ухватила за руку первую попавшуюся из рабынь и отправила к шхарт – заканчивать мытье. Сама постояла, тупо таращась перед собой. И просто уселась на землю, там, где стояла.

Она уж второй раз слышит это за ночь – пошла вон!

Наверное, придет Фарадж и снова будет пинать ногами.

Только какая ей разница? Что она ни сделает – он и так будет. Найдет не одну причину, так другую. А что ей с тех пинков? Покалечить ее он не сумеет. Убить – тем более. А больше ей бояться и нечего.

*** ***

- Господин, - голос Рамлы звучал непривычно жалобно, просяще.

Накато не видела ее, но отчетливо слышала каждое слово. И прекрасно представляла лицо Фараджа в этот момент: непроницаемое, бесстрастное.

Поразительно – сейчас глава кочевья поступал так, как хотелось бы самой Накато. Решил проучить Рамлу, чтобы не зарывалась? Или решил, что и бестолковую служанку накажет тоже? Скорее всего. Откуда ему знать, что тяжелая работа для нее – отдых? И что ему за дело до обид рабыни. Рабыням обижаться не положено!

Она ожесточенно вытряхивала тяжелые шкуры и покрывала. Несколько свернутых ковров лежали на земле, ожидая своей очереди.

Накато с глухим злорадством прислушивалась к скулежу Рамлы. Нечасто такое услышишь! Нынешней ночью приходил Амади. Рука у девушки до сих пор ныла – каждая косточка, каждый сустав, точно их ломали и выворачивали. И от тяжелых покрывал и ковров боль усиливалась. Однако она упорно продолжала выбивать, вытряхивать, чистить.

Нынешней ночью Амади явился спросить – не говорила ли еще чего-нибудь шхарт в забытьи. И взбеленился, узнав, что его шпионка находится не рядом с той.

- Господин, взгляни, - продолжала нудеть Рамла. – Погляди, как эта бестолочь меня причесала! Она не умеет заплести, не может подобрать как следует бус!

- Рамла, на что тебе бусы и такие хитрые косы? – мягко осведомился Фарадж. – Ты ведь не наложница! Тебе ни к чему вся эта мишура. Я благоволю к тебе за твой дар. Вот что важно! Вот о чем пекись.

- Господин, эта бестолочь выводит меня из терпения! – вскинулась та. – Как я могу обращать все внимание к видениям и силе, если служанка раздражает своей тупостью и криворукостью? Господин, прошу тебя, умоляю – верни мне мою прислужницу!

Накато прислушивалась краем уха. Неужто уломает? Глава кочевья и его шхарт находились далеко, только нечеловеческий слух и позволял услышать разговор.

- Ты же сама ее прогнала, - напомнил Фарадж.

- Я была не в себе, господин. А она была слишком непочтительна.

- Непочтительность должно как следует наказывать. Никто не смеет непочтительно относиться к шхарт! Ты – провидица, ведунья. Тебя следует почитать каждому – даже мне. Что уж говорить о рабах! Пусть потрудится как следует, сотрет руки и поймет, какой честью для нее было находиться при тебе.

Да-да, он совершенно прав. А Рамла пусть подумает, что служанка служанке рознь.

Шхарт уже приходила к Накато не единожды, когда та выполняла назначенные ей работы – таскала воду от источника, мыла и чесала шерсть, рубила колючие стебли травы для костров. Да мало ли дел в кочевье, пока длится стоянка!

Женщина заглядывала в глаза, даже просила прощения.

Накато равнодушно кивала, бормотала невнятно, что слушается госпожу во всем. И упорно продолжала заниматься работой. А что – она обязана выполнять все, что велят. Ей работы задавали много. Словно, пытаясь отыграться на ней за долгие декады, что служила в шатре. Рабы завистливы. Даже те из них, что занимают высокое положение среди себе подобных.

Рамла ныла, что другие рабыни ее раздражают. Фарадж неизменно отвечал, что прежняя служанка еще недостаточно раскаялась.

Накато с каждым днем уверялась, что он пытался досадить Рамле. Должно быть, та его порядком утомила своими капризами. А может, он решил воспользоваться удобным случаем, чтобы удалить неугодную служанку из своего шатра. А заодно – подальше от своей ведуньи. Чем-то Накато его неимоверно раздражала. Не иначе – самим своим существованием.

Может, у Фараджа имелся пусть слабый, но дар провидца?

Правда, если и имелся – он сам его не осознавал. Просто ему не нравилась служанка его ведуньи, а отчего – он и сам не понимал. И просто шпынял ее, чтобы под ногами не крутилась. Сам себе, возможно, объяснял это тем, что пришлось потратиться на рабыню, которую в ином случае не купил бы.

Что ж, еще день отдыха. Накато опустила голову ниже, скрывая довольную улыбку. А Амади – что ж, он наказал ее за то, что нарушила его планы.

Боль долго терзала руку во сне. Не только руку – но и половину туловища. Накато нынче проснулась, поскуливая от боли. Зато не нужно торчать с Рамлой в душном шатре, слушая ее жалобы и сварливые вопли.

*** ***

- И почему ты до сих пор не вернулась в шатер? – вкрадчиво осведомился Амади.

- Я не виновата, мастер, - Накато развела руками. – Фарадж не хочет, чтобы я возвращалась. Меня отправили на грязные работы, - она осеклась, увидев, как побелели его глаза.

Лицо осталось неподвижным, а вот радужка глаз высветлилась, сделавшись белесой, и будто засветилась. В груди разлился холод.

- Я, кажется, был чересчур добр, - тихо проговорил колдун. – Знаешь, я считал – доброе обращение, без наказаний и грубости, должно породить верность и стремление сослужить службу как можно