женский

За деревянною стеной.

Там чувство острого блаженства

Переживается в парной.

Там рассуждают о футболе.

Там

$$$$с поднятою головой

Несет портной свои мозоли,

Свои ожоги – горновой.

Но бедствий и сражений годы

Согнуть и сгорбить не смогли

Ширококостную породу

Сынов моей большой земли.

Вы не были в раю районном,

Что меж кино и стадионом?

В той бане

парились иль нет?

Там два рубля любой билет.

(Слуцкий: 119)

В связи с темой слез как очищающей стихии ср. процитированный выше отрывок из Пушкина (с. 50).

Вопрос гигиены в Советском Союзе был, как и многое другое, делом государственным. Вспомним в связи с этим культом чистоты, например, тиражировавшееся в советское время выражение «В здоровом теле – здоровый дух!», а также советский плакат 1930-х гг. «Иди в баню после работы». Поскольку горячая вода, ванные комнаты и души имелись далеко не у всех, а процесс мытья в домашних условиях, особенно в негазифицированных домах, был мучителен и малоэффективен, общественные бани вплоть до начала 1970-х гг. предоставляли для многих единственную возможность соблюдать личную гигиену. Впоследствии бани постепенно все более смещались из области суровой еженедельной необходимости в сферу отдыха, нередко включавшего употребление алкогольных напитков (ср. развитие темы в кинокомедии Э. Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром!», 1975).

Агитплакат начала 1930-х гг., красным революционным цветом выделены мочалка и ключевое слово

Украинский вариант советского банного мыла

Общественные бани для советских людей являлись и первым внесемейным опытом столкновения с чужой телесностью, при этом многие советские семьи были неполными – без отца, так что мальчиков вплоть до достижения возраста, в котором они приучались посещать бани самостоятельно, матери вынуждены были водить в женское отделение. Таким образом, посещение бань для некоторых мужчин военного и послевоенного поколений стало источником первых сексуальных впечатлений. Описание посещения в детстве московских Сандуновских бань («инфернальный» вариант сюжета) находим у младшего товарища автора СПС Ю. Гуголева. Приведем зачин его ст-ния 2015 г. (курсив Гуголева):

Не дверцу шкафчика, но в целом Сандуны,

где причиндалы каждого видны:

болты, отростки, шланги, мотовило…

Какой там трубы – души здесь горят!

Одни проходят, прочие стоят,

и хоть у нас и веник есть, и мыло,

отец бубнит, что мы – другой разряд.

Что проку спорить с ним? – все верно: мы – другой…

Средь нас – увечные: кто с грыжей, кто с ногой,

с башкой истерзанной и с телом-самоваром.

Сквозь помутневшей памяти окно

вот в это все стожопое «оно»

ведут меня за сандуновским паром

отцы-мучители и деды заодно.

(Гуголев: 88)

На этом фото Марка Штейнбока запечатлен высший (как выражаются сейчас: «элитный») разряд Сандуновских бань, самый дорогой, почти пустой и отличающийся роскошью интерьера

Веники приносили с собой. Утренняя очередь в Сандуновские бани. 1984 г. Фото В. Соколаева

«Банное» мыло, выпускавшееся советской промышленностью, запахом и прочими параметрами мало отличалось от предназначенного для стирки «Хозяйственного», хотя и было не темно-коричневого, а желтоватого цвета. Впрочем, представители старших поколений и до сих пор скорее не объединяют эти два вида мыла, а противопоставляют их друг другу (банное куда приятнее)[39]. Современный бард В. Егоров посвятил в 2008 г. запаху банного мыла целое стихотворение, развивающее «райский» вариант сюжета и местами интонационно напоминающее «Ананасы в шампанском» Северянина; процитируем его начало:

Запах банного мыла… запах банного мыла,

когда мама меня, пятилетнего, мыла —

он витал над страной, он в столетье вплетался

он в подкорку мою, словно в губку, впитался.

Не забуду вовек, как в предутренней рани

мы шагали с отцом в сандуновские бани,

где уравнивал враз дохляка и громилу

запах веника и запах банного мыла.

Этот запах пронзительный (только не смейтесь!) —

запах детства, где все мы глупы и бессмертны.

Грубоватый, как запах солдатской шинели,

для меня навсегда он нежнее «Шанели».

(Егоров: 489)

11

да банным листом,

Помимо подразумеваемой идиомы, относящейся к навязчивому человеку («Пристал/прилип, как банный лист к жопе»), здесь можно увидеть продолжение имплицитной темы Эдема (фигового листа). Лист, о котором идет речь в исходном фразеологизме, оторвался от родимой ветки чаще всего березового, но, возможно, и дубового веника, используемого в русской бане в качестве радикального массажера.

12

общепитской подливкой, гарниром

К. продолжает тему запахов в общественных местах. Сложносокращенное слово «общепит» («общественное питание») – одно из немногих дошедших до наших дней словообразований первых пореволюционных лет (его можно найти, например, уже в издании 1922 г. (Четыре года: 213–215)). Тресты «Общепит» объединяли в каждом населенном пункте или районе СССР предприятия общественного питания – столовые и кафе. Прилагательное, которое использует К., редкое – обычно все, что относилось к этой сфере, называлось «общепитовским».

Тарелка с логотипом «Общепита»

Покойный поэт Мирослав Немиров по нашей просьбе следующим образом описывал внешний вид подливки, которой щедро поливали блюда, подававшиеся в заведениях общепита: «Она была такая полужидкая красно-коричневая, больше всего похожа была, извините, на понос. Сейчас такую уже не найти» (ЖЖ1). Он же вспоминал: «…у кого не было совсем денег – студенты, например, или алкоголики – брали в столовых первое, а на второе – гарнир с подливой, без собственно второго (биточков, котлет и т. д). В результате обед обходился в десять копеек» (Там же). В качестве гарнира в столовых чаще всего подавали картофельное пюре, гречневую кашу, макароны или вермишель.

13

пахнет булочной там, за углом

Упоминание об откровенно отталкивающем запахе сменяется воспоминанием об аппетитном и, вероятно, детском обонятельном впечатлении (в «булочную там, за углом» за хлебом чаще всего посылали именно детей). Впрочем, этот стих СПС, возможно, имеет литературное происхождение. По устному наблюдению Р. Д. Тименчика, он может восходить к стиху из «Песенки о комсомольской богине» (1958) Окуджавы [7], цитаты из которой еще встретятся нам в поэме: