Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14
Чуешь, чуешь, чем пахнет? – Я чую,
В этом стихе впервые в СПС отчетливо возникает отсылка к фольклору (к традиционному сказочному: «Чую, русским духом пахнет»). Упомянем также о знаменитом диалоге гоголевского Тараса Бульбы и его сына Остапа: «Чуешь ли ты все это?» – «Чую» (Гоголь 1963: 250), хотя в окончательной редакции повести автор и предпочел украинскому варианту русский перевод: «Батько! где ты? слышишь ли ты?» – «Слышу!» (Гоголь 2: 165). Этот диалог, как и центральная тема «Тараса Бульбы» в целом, для К. был актуален в связи с развиваемым в СПС сюжетом отношения сына к своей родине. Также укажем на чрезвычайно популярную среди советских школьников словесную игру: первый школьник подносит к носу второго кулак и спрашивает: «Чем пахнет?», а потом сам же зловеще отвечает: «Могилой!».
15
чую, Господи, нос не зажму —
Возможный подтекст этого стиха – фрагмент ст-ния Пушкина «И дале мы пошли – и страх обнял меня…» (1832), описывающего Ад и восходящего к Данте: «Тогда услышал я (о диво!) запах скверный, / Как будто тухлое разбилось яицо, / Иль карантинный страж курил жаровней серной. / Я, нос себе зажав, отворотил лицо» (Пушкин 3 (1): 281). «Господь» в комментируемых стихах К. – то ли адресат реплики (адресаты во «Вступлении» к СПС будут меняться), то ли междометие (ср. со сходным приемом в СПС далее). Если предложить первое прочтение (усиленное прописной буквой), то мы имеем дело с инверсией диалогической схемы «Тараса Бульбы» (где сын обращался к отцу, как Иисус в молении о чаше). Вопрос Господа в этом случае встраивает повествование в парадигму ветхозаветных рассказов об общении грозного Яхве с сынами Израиля. Не забудем, что в Библии Бог наделен обонянием (тема, связанная с мотивом жертвоприношения): «И обонял Господь приятное благоухание, и сказал Господь [Бог] в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека» [Быт 8: 20–21]. Ср. также в связи с основной темой поэмы пророчество Исайи о погрязшем в грехах Иерусалиме: «И будет вместо благовония зловоние» [Ис 3: 23].
16
«Беломором», Сучаном, Вилюем,
Проследим за логикой развития ассоциаций в этом стихе. Кавычки, в которые заключено первое ее слово, ясно показывают, что речь идет о сорте очень популярных советских папирос «Беломорканал» (пачка стоила до 1980 года 22 коп., после подорожания – 25). Эти папиросы резко пахли дешевым табаком как при курении, так и при «бычковании» (недокуренную папиросу тушили, чтобы докурить потом, опускали получившийся «бычок» в карман, например, пиджака и тем самым значительно усиливали исходящий от папиросы запах). Ср. в поэме К. «Лесная школа» (1986): «Вот те Бог, вот те срок, вот те сала шматок / беломоро-балтийский бычок» (Кибиров 1994: 54). Свое название «Беломорканал» получил в честь Беломорско-Балтийского канала им. Сталина, который был построен в рекордно короткие сроки (с 1931 по 1933 г.) силами заключенных ГУЛАГа. Подразделение ГУЛАГа на канале даже получило специальное название – Беломоро-Балтийский лагерь (БелБалтЛаг) (подробнее см., например: Brunswic). Это строительство, с одной стороны, стало одной из важнейших составляющих сталинского государственного мифа о великих стройках социализма и «перековке» идеологических врагов, а с другой – в неподцензурной культуре – превратилось в символ произвола и беспощадного, цинического отношения государства к человеческой личности. Соответственно, в официальной советской культуре строительство Беломорканала было воспето, в частности, в кинофильме «Заключенные» (1936; по пьесе Н. Погодина, реж. Е. Червяков) и в сборнике сервильных очерков видных советских писателей: Беломорско-Балтийский Канал имени Сталина: История строительства 1931–1934 гг. / Под ред. М. Горького, Л. Авербаха, С. Фирина. М., 1934 (среди авторов отметились М. Зощенко, В. Катаев, А. Н. Толстой, В. Шкловский)[40].
Беломорканал. Картина П. Белова (1985)
Как и Беломорканал, Сучан – это водоток, то есть река (с 1972 г. она получила официальное название Партизанская). Протекает на юге Приморского края. Сучаном до 1972 г. назывался и небольшой город, стоящий на этой реке (переименован в Партизанск). Здесь еще с царских времен располагалась тюрьма, сохранившаяся и в советское время. Тяжелейшая угледобыча в Сучанском бассейне осуществлялась силами заключенных. Кроме того, название «Сучан» носило судно, которое фрахтовалось руководством ГУЛАГа для перевозки заключенных. Именно с Сучаном легенда связывала место смерти О. Мандельштама (на самом деле он умер во Владивостоке, в лагере «Вторая речка»). Узаконена эта легенда была в песне Галича «Памяти Б. Л. Пастернака» (1966) [8], в которой стих о Мандельштаме следует за стихом о Цветаевой: «Он не мылил петли в Елабуге / И с ума не сходил в Сучане / <…> / Ведь не в тюрьму и не в Сучан, / Не к высшей мере…» (Галич: 113; о влиянии Галича на Кибирова см.: Богомолов: 486–508). Ср. также со сходным приемом в ст-нии Гандлевского «Вот наша улица, допустим…» (1980): «С детьми играют в города – / Чита, Сучан, Караганда» (Гандлевский: 95).
Река Вилюй, протекающая в Якутии и Красноярском крае, и город Вилюйск, стоящий на этой реке, тоже тесно связаны с историей тюрем, ссылок и лагерей в России. Больше десяти лет прожил в Вилюйске ссыльный Чернышевский, широко использовался труд заключенных ГУЛАГа на строительстве Вилюйской ГЭС.
Если папиросы «Беломорканал» – источник вполне неметафорического запаха, памятного всем – даже случайным – свидетелям их использования, то ни Беломорканал, ни тем более мало кем виденные Сучан и Вилюй не являются для большинства читателей частью жизненного опыта. В этом стихе впервые во «Вступлении» к СПС объект приобретает чисто культурное значение, запах развоплощается и перемещается из области индивидуальной памяти в область памяти исторической. Этому сопутствует экзотичность двух последних гидронимов, которые связываются скорее не с конкретными реками, но с представлениями о лагерном крае, «где течет Енисей». Если дать волю фонетическим ассоциациям, то «Сучан» (ср. «сучий») и Вилюй (ср. «вилять») могут имплицировать мандельштамовский образ «века-волкодава» (или владимовский – верного Руслана).
17
домом отдыха в синем Крыму!
Как и стих о «булочной» после стиха про «общепитскую подливку», комментируемый стих резко контрастирует с предыдущим. Сфера запахов, ассоциирующихся с летним Крымом, включает цветущие растения, аромат кипарисов и эвкалиптов и, конечно, запахи моря. Из колымского ада мы попадаем в пространство, которое было для советских людей репрезентацией рая (если проследить этот путь, он проляжет наискосок карты от северо-востока к юго-западу). При этом и в предыдущем стихе