— жирный затылок достаёт из чемоданчика, поданного Оболенским бумаги, — тут все счета и все транзакции. Многих нужных чиновников можно годами вертеть на причинном месте.

Сата́нов спокойно достаёт из кармана какое-то устройство и кладёт его перед жирным затылком.

— Где деньги, Сата́нов? — прищуривает тот и без того маленькие глазки.

А я кажется начинаю догадываться, как и Оболенский, который вскакивает с места, но поздно. Как из-под земли выбегают ребята в масках и на разных языках кладут этих двоих на пол. Интерпол, наш ОМОН и ещё какая-то местная служба видимо окружают их и тут же сковывают в наручники.

Мы с Сата́новым встаём и отходим на безопасное расстояние.

Жирный изрыгает проклятия в сторону Сата́нова, а Оболенский перед тем как его увести обращается к моему боссу:

— Помоги сестре, — умоляюще.

— Уже, она в безопасном месте.

И я с ужасом понимаю, что та хрупкая девица на руках жирного затылка и есть сестра Оболенского.

— Ты мне не советовал лезть в это дерьмо…

— Я думал, что тебе достаточно тех денег, что ты заработал.

Оболенский горько сглатывает.

— Ты как всегда умён и осторожен, — произносит Оболенский, затем смотрит на меня, — хорошая девочка, Сата́нов, не потеряй.

На что Андрей Александрович ничего не отвечает.

Жирного затылка и Оболенского уводят.

Когда всё стихает Сата́нов обращается ко мне:

— Вот теперь можно выпить.

— Выпить? — раздаётся со спины.

— Твою же мать! — тихо ругается Сата́нов.

Мы оборачиваемся к источнику звука.

Глава 22

— Выпить? — раздаётся со спины слишком обеспокоенное для постороннего человека.

— Твою же мать, — тихо ругается Сата́нов.

Мы оборачиваемся к источнику звука.

Перед нами предстаёт хрупкая невысокая женщина за пятьдесят лет в чёрном закрытом купальнике с белой полупрозрачной накидкой на плечи и пляжной сумочкой через плечо, на голове широкополая шляпа, в руках модные солнцезащитные очки.

Она строго сводит брови смотря на моего босса. Что-то в чертах её красивого зрелого лица даёт мне право предполагать, что это…

— Именно, господин адвокат, твоя мама! — с обидой в голосе проговаривает она, — когда ты прилетел?

Сата́нов едва заметно вздыхает. А я лыблюсь во все зубы. Это так мило! Даже у большого страшного сатаны есть мама.

— Привет, мама! Сегодня утром, — отвечает Сата́нов, я даже слышу, как его голос звучит мягче.

— Здравствуйте! — пищу я, немного смущаясь.

Но женщина игнорирует меня.

— И также скоро вылетаешь? — лёгкий вздох.

— Завтра, — Сата́нов позволяет себе грустно улыбнуться.

— Надеюсь, ты придёшь к нам сегодня на ужин. Папа будет очень рад, — женщина хлопает его по широкой груди и уходит.

Меня раздражает такая невежливость со стороны женщины, но с другой стороны, кто я такая чтобы хоть что-то возразить. Проглотив обиду смотрю вслед удаляющейся женщины.

Мы так же молча возвращаемся в наше уютное бунгало. Сата́нов мрачно плещет на два пальца в рокс алкоголь.

— Будешь? — говорит он.

Молча киваю. Он достаёт второй и наливает ровно наполовину. Мне просто необходимо расслабиться после пережитого.

— Дуешься? — спрашивает Андрей Александрович, кидая в роксы лёд.

Садится за барную стойку. Я заползаю на стул рядом с ним.

Я не отвечаю. Молча беру из его рук бокал и делаю глоток. Кашляю. Пока он с лёгкой улыбкой хлопает мне по спине.

— Я сейчас позвоночник выплюну, если вы мне ещё раз по спине вдарите, — поспешно выговариваю я.

— А ты не любительница крепкого пойла, — проницательно произносит Сата́нов.

Отрицательно мотаю головой.

— Я и шампанское пью раз в год, — уже более-менее в себе отвечаю я.

— М-м-м, я на тебя плохо влияю, — Андрей Александрович поигрывает бровями.

— Очень, — всё ещё злюсь, всё ещё опасаюсь, и меня всё ещё тянет к нему.

Опасное сочетание, как и то, что он так близко. Наши локти слегка соприкасаются.

Сата́нов отставляет свой бокал в сторону.

— Не хотите объяснить, что вообще происходит? — начинаю разговор я, пока мой босс с интересом рассматривает меня.

— Мы с тобой помогли накрыть одну крупную мошенническую схему.

Я с изумлением смотрю на него.

— Почёт и уважуха вам, Андрей Александрович, — поднимаю рокс и делаю глоток.

— Угу, — исподлобья мрачно произносит он, — и тебя твоё ведомство вряд ли забудет. Уверен тебя будет ждать там приличная должность…

— В-вы м-меня ч-что у-увольняете? — я почти что плачу.

— Я думаю ты сейчас сама этого захочешь, — отвечает Сата́нов и мрачно смотрит на свой бокал, — ты обалдеешь от количества выгодных предложений, во многие бизнесы нужен толковый спец по налогам, с твоим-то аналитическим умом, Иванова, — я чуть не выпадаю в осадок от обилия комплиментов моему профессионализму, но мне не это надо, — сделка выполнена и ты свободна… — после недолгого молчания, — Таня.

Говорит одно, а взглядом буквально пожирает меня. Ну что ж! Возможно это честно.

Я слезаю со стула и делаю шаг в свою комнату, но затем разворачиваюсь и вновь подхожу к нему. И моё лицо полно праведного гнева. Сата́нов поднимает бровь.

— А знаете, что я вам скажу. Раз уж всё равно уходить. Вы самый чёрствый и бессердечный человек на свете. И к тому же слепой. Вообще вокруг себя ничего не замечаете. Людей не замечаете, как вы к ним относитесь. Вот встретила сегодня вашу маму и мне всё понятно. Просто вы богатые и успешные. Думаете, что остальные люди рангом ниже, — мне так горько, что я закусываю губу, чтобы не разреветься, вот дурёха всё же влюбилась…

Сата́нов встаёт со стула и разворачивается ко мне, опираясь ягодицами на стул. Мы очень близко друг к другу. Опасно близко. Но в запале я этого не замечаю.

— Я прошу прощения за то, что моя мама — большой сноб, но она не привыкла допускать к себе людей… — начинает Андрей Александрович.

— И вы тоже, — утверждаю я.

— И я тоже, — скрещивает руки на груди.

Горько хмыкаю и молчу. Уйти бы, а не могу, ноги как будто к полу приросли.

— Я понимаю, Таня, о чём ты… — называет меня по имени Сата́нов, — но я не тот, кто тебе нужен. Я вечно занят, у меня нет на семью времени…

Мои брови взлетают вверх