— Хм, верно, — буркнул исправник.

— Укусов на теле нет, извольте видеть, Акулина Ивановна, как нет и других следов насилия. Крови потеряно довольно, — продолжал Иноземцев, — но здесь ее нигде нет, не считая пары пятен на вуали. Очевидно, ее убили не в этом подвале.

— Очевидно, — сквозь зубы процедил Делин. Не было понятно, то ли он недоволен, то ли это его всегдашнее угрюмство.

— И пуля… — с осторожностью добавил Иноземцев.

— Не найдена, — отрезал исправник. — Все, довольно. Все наверх. Вы, Акулина Ивановна, усмирите наконец ваших подопечных. А мы с вами, — он ткнул Иноземцева в надетый по-прежнему наизнанку жилет, — едемте в город.

По дороге Иноземцев пытался изложить, что с ним происходило в проклятой Бюловке с момента приезда, но обстоятельный Делин потребовал прежде рассказа о петербургском прошлом. Добрый час, пока оба не переступили порог городской управы, пришлось отвечать на вопросы о учебе и работе в больнице. Может, побаивался ушей урядников, потому и тянул? Видно было, что исправник не доверяет никому. Да и не удивительно, к столь странной истории мог быть причастен каждый.

— А теперь, Иван Несторович, рассказывайте, как оказались в Бюловке. — Делин уселся в потертое кресло за казенным столом, а Иноземцеву кивнул на стул.

Уездное полицейское управление находилось на окраине Т-ска в здании бывшего земского суда, упраздненного лет пятнадцать назад по причине полицейской реформы. Напротив располагалась пожарная охрана — обветшалый особняк екатерининских времен, освещенный тусклым светом единственного фонаря.

Стояла глубокая ночь. Керосиновая лампа выхватывала из тьмы лица — усталое Иноземцева и сосредоточенное Делина.

— Понимаю, вам случилось провести не лучшие дни и вы порядком вымотаны — вижу это по вашим тяжелым векам и покрасневшим глазам. Но дело, Иван Несторович, не терпит отлагательств. Убийство! Не приведи господь, за ним последует другое, третье. Этим пахло! Я не хочу, чтобы на моем участке ходили слухи о людоедах, а богатая иностранка наживалась или тешила свою нездоровую фантазию.

Иноземцев выпрямился, сложил, точно гимназист, руки на коленях и приступил к рассказу. Начал с того, как впервые увидел Натали Жановну в докторской Обуховке, рядом с Ларионовым, как отправился по его рекомендации в Т-скую губернию служить в уездной больнице, которая на самом деле оказалась приватной богадельней. Не забыл о сплетнях и перешептываниях, что слышал в пути. Немного призадумавшись, решил все же не утаивать встречу с Мими. Пересказал легенду — все, что услышал от Ульяны. Когда заметил, с каким вниманием слушает исправник, стал усердствовать в деталях, но вовремя остановился. Не хотелось признаваться, что он немного не в себе, что надышался, проводя опыты. О разговоре с барыней Тимофеевой о сатрапии генерала умолчал. Прежде чем он самолично не убедится, что Натали Жановна виновна, выдавать ее он не имеет права. Напротив, Иван Несторович особо подчеркнул, что нашел в ней особу самоотверженную и великодушную, и слово в слово передал историю приказчика о строительстве богадельни и мольбах помещицы принять помощь.

— Итак, что мы имеем. — Делин бросил взгляд на Иноземцева, который в очередной раз подавил зевок, утер глаза и, надев очки, приготовился внимать. — Имеем парализованного генерала, которого вы, кстати сказать, не осмотрели толком, потому и судить о его параличе мы не можем. Далее его супруга, по вашим словам, сама добродетель. Мадам с головой погрузилась в дела этой самой больницы для укушенных. Наконец, сами укушенные, которые вовсе не укушенные, а здоровые бывшие крепостные. Зачем-то их держат взаперти и опаивают снотворным. Да, еще щеголь управляющий, старый камердинер и воспитанница. И многочисленная прислуга.

— Вы позабыли о Мими, — осторожно напомнил Иван Несторович.

— Вы совершенно точно ее видели?

— Несомненно, как вас сейчас!

— Вы не совсем здорово выглядите, — нахмурился исправник. — Часто ли прибегаете к уколам?

Иноземцев замер. Догадался, мундирная душа, об экспериментах.

— Нечасто, — пробормотал он, опустив глаза и сцепив пальцы. — Я говорил, что занят научными исследованиями. Иногда приходится испытывать получившиеся вещества на себе.

— Вот оно как. И над чем вы изволите трудиться?

— Алкалоиды, фенолы. Пытался отыскать успокоительное, синтезировал даурицин, но вышло любопытное вещество. Исследование не окончено, делать выводы рано.

— Успели пристраститься, Иван Несторович, — вздохнул Делин.

— К чему? — Иноземцев побагровел, вдруг осознав, что исправник подозревает его в морфинизме. — Вовсе нет, вы меня неверно поняли!

— В нашем деле, господин доктор, необходимо отличать бредовые видения от яви. Кроме вашей, мне ни на чью помощь не приходится рассчитывать. А подозреваем мы с этой минуты всех — от генерала и племянницы до последнего слуги в доме и сиделки в чертовой богадельне. С вас я тоже теперь глаз не спущу, не сомневайтесь.

Иноземцев был багровым, но тотчас краска сошла с его лица.

— Итак, — Делин поднялся с кресла и потянулся, — имея сии скромные данные, вернемся к убийству фельдшерицы Екатерины Ильиничны Коноваловой. Она показала вам, где хранятся запасы лауданума. Стало быть, ее убили за то, что не оправдала доверия. По ее вине вы узнали, что больных давно опаивают снотворным, подавляя их волю.

— Тот, кто это сделал, вероятно, наивно полагал, что я, кончивший Императорскую военно-медицинскую академию, работавший под началом самого Ларионова, не замечу, что больные под дурманом.

— Вам же объяснили, зачем понадобилось снотворное, — подозрительно сузил глаза Делин.

— Да, но… — Иноземцев запнулся, бросил на исправника изумленный взгляд. — И вы считаете это правильным?

— За все время существования богадельни персонал привык к таковому лечению и не находил в нем ничего дурного. Они ведь «укушенные». Однако далее: Коновалова пытается удрать, но ей этого не позволяют и приканчивают, как собаку, а труп подбрасывают вместе с вашим револьвером в подвал. Да-с, эта особа была не из тех, кто верит в «укушенных», как прямодушная Акулина, к примеру. Но ведь и доктора, которых Натали Жановна приглашала, не имели ничего против снотворного, не то бы все эти сиделки с фельдшерицами это заметили. Не так ли, Иван Несторович? Вам ясен ход моих мыслей?

— Стало быть, такие доктора, — обиженно заметил Иноземцев. — Я полагаюсь на свой рассудок и на лекарский опыт и заявляю категорически, что больные здесь вовсе не больны. Это бывшие крепостные, превращенные в безвольные создания. И другие доктора, не будь они шарлатанами, обязаны были это подтвердить.

— Фельдшерица верит, что они опасны, — парировал Делин. — Вы так-таки отрицаете наотрез, что они могут быть действительно больны?

— Отрицаю решительно! Я потратил два дня, чтобы это понять. Возможно, их держат с какой-нибудь иной целью. — Иноземцев умолк, потому что с языка чуть не сорвалось об откорме для людоеда, но в голову тотчас пришла мысль, прекрасно объяснявшая все странности: — Держат, чтобы после тайно продать в рабство!