Делин хмыкнул.

— Очень интересное предположение. Но как вы объясните существование кладбища? Люди ведь умирают, и их хоронят. Я сопоставил умерших и похороненных — число совпадает.

— А я, изволите знать, ни разу пока не видел, как они умирают и что потом делают с покойниками.

— Надо выяснить, — поднял палец исправник. — Ваша идея касательно продажи в рабство мне нравится. А почему нет, собственно? Под сенью легенды о всякой нечисти можно творить безнаказанно, что заблагорассудится.

Делин приблизился к книжному шкафу, заваленному бумагами. Прошелся пальцем по корешкам, вынул семь тоненьких бюваров. Открывая поочередно каждый, стал читать:

— Первый страдал от пьянства, второй тоже, третий был замкнут и страдал нервным истощением, четвертый — морфинист. Доктор Фогель, знаете ли, имел отличительную особенность — все с альбомом под мышкой ходил, рисованием увлекался. Тоже, надобно заметить, был чрезвычайно замкнут. За сумасшедшего считали даже.

И покосился на Иноземцева.

— А не его ли нашли задранным волком? — воскликнул доктор.

Вот же она, связь: единственный хоть что-то соображающий человек среди всех этих пьяниц и морфинистов и трагический конец, тоже отличный от прочих. Все остальные доктора, кроме Фогеля, были самоубийцами.

— Да, так оно и есть. — Делин скривился, что, верно, означало у него улыбку. — Мы говорили о нем в подвале.

Иноземцев покраснел: правда.

— Но Натали Жановна, — невозмутимо продолжал исправник, — выбирала докторов не по числу лет практики, не по диплому, а по наличию отклонений в психике. Ей явно были нужны те, кто не стал бы вдаваться в вопросы по поводу лечения, выбранного предыдущим доктором. — Здесь Иноземцев покраснел еще больше и даже опустил голову — вспомнил, при каких обстоятельствах и в каком виде он предстал пред француженкой: его шатало, он нес чепуху, а за окном ошивались полицейские, готовые немедля его арестовать.

— Остается загадкой, — вел дальше Делин, — почему они так быстро погибали? Все самоубийцы, кроме одного. Для чего ей это было нужно?

— Вы Натали Жановну считаете главной подозреваемой? — чуть не жалобно спросил Иноземцев.

— Да. Пока да. Ведь подкупала же она исправника, чтобы тот ноги не казал в ее поместье. Неизвестно, может, и кого из губернского правления тоже заставила молчать посредством взятки. Я столько раз Пантелеймону Палычу говорил, давайте, мол, разберусь, съезжу. Он — нет, я сам.

— Может, напротив, помощи просила. — Иноземцев опустил руки в карманы в поиске платка, но там оказался совершенно посторонний предмет. Доктор замер, потом медленно вынул то, на что наткнулись пальцы, — тетрадный лист, вырванный из анкеты, коих сотни лежали на стеллажах в докторской.

— Скорее, их бесцеремонно устраняли, когда те начинали о чем-то догадываться. — Делин послал Иноземцеву один из своих уничтожающих взглядов, давая понять, что последняя версия не имеет права на существование. При виде находки лицо его резко вытянулось. Даже не дал доктору дочитать, тотчас вырвал из рук.

— Верно, когда подала сюртук, подложила, — прошептал Иноземцев и безвольно отдал бумагу. — «Е» — значит Екатерина.

— «Вы разорили осиное гнездо, выпустили демона на волю. Спасайтесь. Е.», — прочел Делин вслух. Со вздохом добавил в развитие собственной мысли: — Устраняли, как вот Екатерину Коновалову. Смышленая девица была, жалко. Она бы свет на это дело пролила.

Исправник сделал круг по кабинету. Записку швырнул на стол.

— Какого демона? — Доктор побледнел, как стена. — Генерала?

— Вот что, Иноземцев, — наконец остановился Делин, — нам необходимо прощупать каждого. Ваша первая задача — выяснить — и прямо завтра, слышите, — выясните, парализован ли он.

Чтобы попасть в покои генерала, пришлось прибегнуть еще к одной уловке. На удивленный вопрос Иноземцева, зачем, дескать, это, Делин заговорщицки подмигнул:

— Пускай истинный преступник гуляет на свободе и пребывает в уверенности, что вместо него осуждены вы. Только настоятельно прошу: без шума.

Пришлось Иноземцеву дожидаться вечерних сумерек, лезть через зеленую ограду парка и чуть не ползком пробираться по заднему двору к окнам в покои генерала. И все это не просто в одиночку, а с довольно тяжелым медицинским чемоданчиком.

Иноземцев, точно вор, скользил вдоль каменной стены, то задирая голову, чтобы не потерять из виду алые шторы, то опуская глаза, потому как налететь на крапиву или камень было более чем вероятно.

Когда, наконец, проклиная все на свете: и Т-скую губернию, и уездного исправника, и садовника, совершенно запустившего растительность в этой части усадьбы, — увидел пламенеющий свет на втором этаже восточной башни, от радости едва не закричал.

Но радость оказалась недолгой. Позади вдруг послышались приглушенный рык и сопение.

Иноземцев даже не обернулся. Он уже знал: тот самый зверь, рыскающий здесь по ночам, стонущий и хохочущий хохотом бесов, дышит в спину. Тот самый, что загрыз доктора Фогеля, может статься, за излишнюю склонность совать нос в чужие дела. Оценив высоту стены и расстояние до окна, Иноземцев понял, что ему не взобраться, и бросился наутек обратно. Но и пары саженей не пробежал — серая тень метнулась следом и у высоких кустов повалила доктора на землю. Он попытался перевернуться на спину, оттолкнуть скалящуюся морду. Острые клыки мелькали прямо перед лицом, с них капала зловонная слюна…

Вдруг зверь отскочил, принялся трясти мордой, завертелся волчком, затрясся от смеха и юркнул в кусты. Иноземцев только успел заметить, что волк был каким-то ненастоящим — с бурой вздыбленной шерстью, покрытой темными, как у гепарда, пятнами, спина изогнута, как у кошки, тело массивное, а голова маленькая, круглая, и уши точно блюдца.

Бог мой, что за нечисть такая?

Иноземцев лежал на спине, раскинув руки и ноги, и не мог пошевелиться. Его чуть не растерзало странное существо — оборотень, не иначе! Но вот листва рядом снова зашуршала. Он закричал, вскочил на колени — еще надеялся спастись бегством. Однако вместо бурой тени из кустов показалась фигура в платье.

— Иван Несторович? — удивилась Ульяна. — Что вы здесь делаете?

Он не мог унять дрожь. Пробовал было подняться, но снова бухнулся в траву.

В эту минуту на втором этаже распахнулось одно из алых окон. Послышался голос Саввича:

— Кто здесь? Митрошка, ты?

— Все в порядке, Саввушка! — в ответ закричала Ульяна. — Это я. Тени напугалась.

— Поздно уже, ночь на дворе. Шли бы в дом, Ульяна Владимировна. Что я дядюшке вашему скажу? Он велел поглядеть, кто кричал.

— Иду, иду.

Ульяна присела подле Иноземцева и принялась очищать его сюртук и голову от сухих листьев.