Патриот! Этот ярлык – увы! – столь же лжив, как и другие.

Зловещий авантюрист очень интересовался как метисами, так и оранжистскими эмигрантами… как правами одних, так и притязаниями других! Он взвешивал два противоположных элемента и размышлял: «А какая прибыль будет мне от этого?»

Генерал Мидлтон после начальной неудачи осадил, как мы знаем, Батош. И тут нашему Туссену нежданно повезло; и представила этот случай стойкость его сограждан.

Вполне возможно, что в виду героизма метисов Батош выдержал бы осаду, потому что генерал не мог бы взять его без больших жертв.

Но Туссен знал, что англичане охотно решают стратегические проблемы с помощью долларов. Он припомнил недавнюю битву при Тель-эль-Кебире[53], где бедный Ораби потерпел поражение без достойного сопротивления вследствие крупной денежной суммы, предложенной генералом Вулзли, давнишним врагом метисов, с такой легкостью побеждавшим в Египте.

В одну темную ночь Туссен отправился к генералу Мидлтону и напрямик предложил ему содействовать за денежное вознаграждение взятию городка.

С понятным отвращением, какое может вызвать подобное предложение, генерал, экспедиционный корпус которого испытывал большие затруднения, согласился на гнусную сделку в сумме десять тысяч долларов.

Туссен, как известно, заложил мину под баррикаду, защищавшую Батош даже от пушек, и взорвал ее в удобный для генерала момент. Это стоило десять тысяч долларов.

Но это не всё. Батист, друг Туссена, доверил предателю ту же сумму в десять тысяч долларов, естественно, без расписки, с той неизменной честностью, какую внесли в свои действия Буа-Брюле, рабы данного слова.

Туссен, перед тем как убежать, убил своего друга, который был среди защитников баррикады и, вероятно, знал об его измене.

Батист заставил бы его дорого заплатить за измену, пусть этой мести пришлось бы ждать десять лет. Таким образом, Туссен одним ударом избавился от мешающего свидетеля и положил себе в карман еще десять тысяч долларов, которых теперь от него уже никто не потребует. В общем итоге Туссен получил двадцать тысяч долларов.

Вот каким образом мистер Джонатан, или Туссен Лебёф, если так хотите его называть, получил за несколько дней, благодаря восстанию Буа-Брюле, хорошенькую сумму в сто тысяч франков во французской валюте.

Он бежал из Батоша, ничего иного не требуя, бежал с тем большей легкостью, что у Буа-Брюле, теснимых генералом Мидлтоном, появились более важные дела, чем преследование Туссена.

Однако не у всех. Трое сыновей Батиста, отпущенные Луи Риэлем, который предчувствовал поражение восстания и не видел необходимости удерживать троих бойцов, искали след негодяя, и случилось невероятное: им, как мы видели, удалось его найти.

Таковы вкратце основные вехи жизни той опасной личности, что не придумана для развлечения, как могут подумать; она сыграла позорную роль в трагедии Батоша, прежде чем вмешаться в достоверные приключения, рассказ о которых впереди.

* * *

Получив сведения о темпераменте и характере мистера Джонатана, читатель без труда поймет, какова должна быть его недоверчивость в этом сильно перемешанном скопище людей, чрезмерно нервных и, как правило, лишенных предрассудков, населявших молодой город близ Чертова озера.

Его жилище, где находились служебные помещения одного из только что основанных, но уже успевших разбогатеть банков, напоминали настоящую крепость, готовую выдержать самый яростный приступ. Персонал был немногочисленным, но щедро оплачивался; по возможности, он состоял из предельно преданных людей, к тому же имеющих собственный интерес в деле – таков обычный метод предпринимателей, гарантирующий верность слуг.

Кроме того, мистер Джонатан был в курсе всех прибытий и отправлений, всех переустройств – одним словом, всего, что могло приключиться в таком центре, как Хелл-Гэп.

Короче говоря, у него была собственная полиция, как у человека, чье сознание никогда не дремлет, как у личности, заботящейся о своей безопасности.

Ему, конечно, сообщили о приезде трех братьев, и он привел в действие все рычаги, чтобы заставить их как можно скорее убраться из города, выжидая, пока появится возможность окончательно разделаться с ними. Мистеру Джонатану это удалось сделать без особого труда, распустив во множестве лживые слухи, весьма похожие на правду из-за связи юношей с Бобом, несмотря на всю их нелепость.

Но мистер Джонатан, зная упорство братьев, понимал, что подобное избавление – не больше чем передышка. Он интуитивно чувствовал присутствие братьев поблизости от города, осторожничал больше, чем обычно и поставил на ноги своих лучших ищеек.

О маневрах Боба ему тоже донесли, тем более, что прибытие мнимого индейца в Хелл-Гэп отметилось небольшим происшествием. А Боб, выведывая про мистера Джонатана, должен был расспрашивать многих.

– Почему этот индеец так интересуется мной? – рассуждал Джонатан, чей постоянно бывший настороже мозг повсюду видел врагов.

Джонатан установил за ряженым слежку и убедился, что у таинственного краснокожего есть какая-то цель.

Кто бы это мог быть? Переодетый агент таможни? Или настоящий индеец, вступивший в тесный контакт с белыми и нанятый шпионить за контрабандистами?

В таком случае необходимо узнать, откуда он прибыл и где в случае крайней необходимости спрячется, а потом его надо поскорее ликвидировать.

Боб, несмотря на всю свою проницательность, не замечал слежки вплоть до своего возвращения к избушке после почти трехдневного отсутствия.

Между тем у его друга-ковбоя, у которого Боб скрывался, язык становился слишком длинным, когда он перебирал спиртного. С наилучшими намерениями, возможно, для того, чтобы нахваливать Боба, он рассказал в салуне про его маскарад и презрительно отозвался о жителях Хелл-Гэпа.

Его сообщение пересказали мистеру Джонатану. Так тот узнал об отъезде ложного индейца в избушку у озера. И тут он с быстротой молнии прозрел истину: да это же Боб и юные метисы, его сообщники.

Можно понять, какие выводы может сделать из подобного прозрения такой человек, как мистер Джонатан.

Ну, а сейчас вернемся в избушку.

Остаток дня после возвращения Боба и следующая ночь прошли благополучно. Ковбой и его юные друзья придумали невероятное количество проектов, к несчастью мало практичных, слишком поспешных, основанных не на использовании существующих обстоятельств, а на необходимости создания новых.

На следующее утро они недалеко продвинулись, так что, устав от бесполезной говорильни, люди действия, прежде всего смелые, как это пристало их возрасту, убежденные в своей правоте, чуть было не приняли отчаянное решение.