– Мы будем играть по-честному, не так ли? – спросил Боб, довольный такой развязкой, позволявшей ему и его юным друзьям сражаться на равных.

– Fair play!.. Fair play!.. Честная игра!.. Договорились.

– Дик, Питер, Лоренс, Маттью, даете ли вы мне от имени своих товарищей слово, что мои условия приняты?

– Клянемся, Боб! Мы проломим голову первому, кто попытается хоть немного сподличать. Ах, черт возьми! Ну и повеселимся же мы!.. Жалко, что выпить нечего.

При этих словах Боб сорвал белую тряпку со ствола карабина и сказал братьям, не сдвинувшимся с места за всё время разговора:

– Эй!.. Джонни, Джеймс, Фрэнсис, теперь можете выйти. А вы, джентльмены, подойдите и образуйте ринг вокруг дуэлянтов.

При этих словах трое молодых людей гордо вышли из лачуги и подошли, без бахвальства, но и без признаков слабости, к своему другу.

– Вы слышали мое предложение этому джентльмену?

– Слышали и согласны с ним.

– Начну я, не так ли?

– Как вы хотите, Боб.

В этот момент обе группы сблизились и быстро перемешались с некоторой долей грубоватого, но настоящего радушия, которое скоро сменится предсмертными криками, приводящими в оцепенение обитателя Старого Света.

Соперники даже обменялись рукопожатиями!

Кузнец, хотя и выглядевший браво, проявлял признаки беспокойства. Соперником его был Боб, шутливо прозванный сегодня «Несравненным ружьем».

После того как дела пошли хорошо, а для Боба «хорошо» означало заручиться уверенностью в том, что смертный бой с колоссом состоится, Кеннеди веселился, как полубог.

Он разгадал тревогу своего соперника и благородно предложил ему биться на ножах.

– Согласен! – сказал кузнец со вздохом облегчения.

– Да, еще одно. Мне пришла мысль: связать левые руки… Это старый обычай, исчезнувший, несмотря на свою живописность. Мне хотелось бы вернуться к нему.

Сразу же образовался круг зрителей с дуэлянтами и их свидетелями в середине. Остина Райана поддерживали двое старателей; на стороне Боба стояли, разумеется, Жак и Жан.

Шерстяным поясом, услужливо предоставленным помощником, Жан крепко привязал два кулака, и, пока кузнец освобождался от охватившей его тревоги, Боб шутил над ужасной мазней, обезобразившей его.

Боб хохотал до упаду и выглядел совершенно отвратительно.

Вообще между двумя противниками, удобно расположившимися друг напротив друга, с ножами за поясами, контраст был велик. Кузнец, шестифутовый гигант, обладал туловищем бизона, огромными конечностями с рельефной мускулатурой, перед которыми грустно смотрелись тонкие руки ковбоя, хотя и крепкие, как сталь. Ростом Боб не превышал пяти футов и одного дюйма[56] и с трудом достигал плеча мастодонта[57]. Он был ловок, как кот, но если приставить двух соперников одного к другому, то все преимущества были на стороне кузнеца, и вся эта кошачья ловкость никуда не годилась.

– Вы готовы, джентльмен? – спросил один из старателей, секундант Остина.

– Да.

– Хорошо! Начали!

Соперники выхватили ножи и попробовали броситься друг на друга. Но их левые руки, стянутые, одеревеневшие, невольно развели бойцов, и первый удар пришел в пустоту. Они начали снова и попытались достать тело врага беспорядочными атаками и отходами. Это вскоре привело к неожиданному результату. Их тела при каждом выпаде сдвигались влево, вызывая кругообразное движение, одновременно комичное и грозное.

Они топтались на месте, один возле другого, совершая головокружительные повороты и нанося удары в пустоту.

Зрители были очень довольны и хохотали не переставая; конечно, заключались пари.

Несмотря на явное несоответствие сил, исход поединка оставался неясным.

Впрочем, ничего серьезного не должно было произойти, пока один из соперников не согнет руку. Тот же, кто пойдет на это, рискует получить первый удар.

Остин Райан, куда более сильный, всё время держал Боба за кончик вытянутой руки, а тот, сохраняя интервал, уже начал тяжело дышать – настолько колосс измотал его, заставляя изворачиваться и подавляя своим звериным напором.

Крупные капли пота струились по татуировке ковбоя, а кузнец почувствовав, что соперник устал, или, поверив в это, принялся осыпать его бранными словами, чем заранее портил победу, в которой уже уверился.

– Подожди-ка немножко, ублюдок, и я вырву твой язык. Да! Дышишь, как пес издыхающий… подойди-ка еще… эх!.. Повернись же!..

И мощным неотразимым рывком он, если можно так сказать, оторвал Боба от корней и заставил его топтаться по кругу в горизонтальной плоскости; так забавляется злой мальчишка, когда хватает за хвост кота и вертит животное вокруг себя.

Зрители затопали, заорали, перекрикивая один другого:

– Ура Остину!.. Остин for ever!..

– Эй, Боб!.. Держись!.. Хочешь, чтобы мы проиграли пари?.. Rascal[58]!..

Еще несколько поворотов, и Боб, ошеломленный этим сумасшедшим кружением, сдастся на милость своему жестокому сопернику.

В невыразимой тревоге сжались сердца братьев; они чувствовали, как, несмотря на всё их мужество, основательно бледнеет у них темный цвет лица.

Внезапно ковбой вытянул свою левую руку, крепко привязанную к левой руке Райана. Последовал рывок, за ним – глухое ворчание, а потом – взрыв смеха, пронзительного и дрожащего, как визг пересмешника.

В тот же момент кружение прекратилось; зрители увидели, как Боб вывернулся и кубарем отлетел шагов на десять, задрав ноги выше головы, прямо к стопам озадаченных зрителей.

Его посчитали умершим, но эти парни, вскормленные мукой грубого помола, свиными шкварками и водкой, относятся к категории бравых людей.

Боб поднялся одним прыжком, размахивая своим окровавленным до рукояти ножом, потом, слегка покачиваясь, он тверже встал на ноги и подбежал к Остину.

Всё описанное продолжалось не более пяти секунд.

Колосс лежал, распростершись на земле. Он оставался неподвижен и не дышал – точь-в-точь пораженный молнией. Потом из груди его вырвался хриплый, сдавленный крик терзаемого животного… Он конвульсивно дернул своей левой рукой снизу вверх и сверху вниз. Это было расслабленное, неловкое и болезненное движение…