— Кто «они»? Твои родители?

— Люди ночи. Они живут рядом с нами, Фил. Любой из тех,кого ты знаешь, может оказаться в их числе. Любой. И мэр тоже. Так что держирот на замке.

Филипп посмотрел на него прищурившись, затем развернулся инаправился к своей машине.

Никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким опустошенным.Все, что он задумал, обернулось против него. Поппи грозила теперь еще большаяопасность, чем раньше. А Филипп Норт считал его выродком и злодеем. Фил не зналтолько одного: Джеймс был с ним полностью согласен.

По дороге домой Фил вспомнил, что выронил сумку с клюквеннымсоком и консервированной дикой вишней, которые попросила Поппи. За последниедва дня Поппи почти не притрагивалась к еде. А когда она все же соглашаласьчто-то съесть, то это всегда было нечто странное. Хотя, нет, — это всегдабыло что-то красное. Фил осознал это, когда во второй раз оказался у кассы всупермаркете. Он почувствовал спазм в желудке. Все, чего она хотела в последнеевремя, было красного цвета и неизменно полужидкое. Понимала ли сама Поппи, чтос ней происходит?

Войдя в спальню сестры, он изучающе посмотрел на нее. ТеперьПоппи почти все время лежала в кровати. Она была бледной и очень спокойной.Одни только глаза жили на ее лице своей особой, беспокойной жизнью. Они словносветились диким огнем.

Клифф и мама говорили о необходимости нанять сиделку,которая постоянно присматривала бы за Поппи.

Поппи с отвращением смотрела на принесенные им лакомства.Она сделала маленький глоток и поморщилась. Фил наблюдал за ней.

— Не понравилась дикая вишня? — спросил Фил,подвигая стул и усаживаясь рядом с кроватью сестры.

Еще глоток, и она поставила банку с консервированной вишнейна столик рядом с кроватью.

— Не знаю… Вообще-то я не голодна, — сказала она,откидываясь на подушки, — извини, что зря гоняла тебя в магазин.

— Да что ты, ерунда.

«Боже, она выглядит совсем больной», — подумал Фил.

— Может, хочешь еще чего-нибудь?

Закрыв глаза, Поппи покачала головой. Движение было слабое,едва уловимое.

— Ты замечательный, ты очень хороший брат, —рассеянно проговорила она.

«Она всегда была такой живой, — думал Фил. — Отецназывал ее Киловатт или Нон-стоп. Она просто излучала энергию!»

— Я сегодня видел Джеймса Расмуссена.

Казалось, эти слова вырвались у него сами собой, помимо еговоли.

Поппи окаменела. Руки под одеялом… нет, они не сжались вкулаки, они словно выпустили когти.

— Лучше бы ему держаться подальше отсюда.

Что-то с ней было не так. Поппи и раньше могла сердиться, носейчас в ее реакции появилось нечто ей несвойственное: Фил никогда прежде неслышал в ее голосе этих агрессивных ноток. У него перед глазами промелькнуликадры из триллеров: марширующие мертвецы, ходячие трупы, такие, как няняДжеймса.

Что будет, если Поппи и вправду прямо сейчас умрет? Сильноли она уже изменилась?

— Я выцарапаю ему глаза, пусть только попробуетсунуться! — сказала Поппи. Ее пальцы сжимались и разжимались подобнокошачьим когтям.

— Поппи, Джеймс сказал мне, кто он на самом деле.

Странно, но со стороны Поппи не последовало никакой реакции.

— Он подонок, животное.

Что-то в ее голосе заставило Джеймса содрогнуться.

— Я сказал ему, что ты никогда не захочешь стать такойже, как он.

— Ни за что, если это означает всегда быть с ним рядом.Я не хочу его видеть.

Фил долго смотрел на нее, затем медленно откинулся на спинкустула и закрыл глаза. Его рука непроизвольно потянулась к макушке, где онпочувствовал резкую сильную боль.

С Поппи что-то случилось. Ему не хотелось это признавать, ноона действительно казалась странной. Нелогичной. И теперь он понимал, что онаначала меняться с той минуты, когда Джеймса выставили за дверь. Так что,возможно, она и в самом деле находилась в странном, пограничном состоянии: ужене смертная, но еще и не вампир. Она не способна здраво рассуждать. Всеобстояло именно так, как предсказывал Джеймс.

«Речь идет о жизни и смерти Поппи, ей и решать».

Он должен спросить ее.

— Поппи, — Фил подождал, пока на нем остановитсявзгляд ее зеленых немигающих глаз, — когда мы с ним говорили, Джеймссказал, что ты согласилась… измениться. До того, как ты рассердилась на него.Это правда?

Поппи удивленно подняла брови.

— Я рассердилась на него, — согласилась она, какбудто поняла только половину вопроса. — А знаешь, почему я тебя люблю?Потому что ты всегда его ненавидел. Теперь мы оба его ненавидим.

Фил помолчал минуту и осторожно продолжил:

— Да-да, конечно. Но когда ты не была на него сердита,тогда, раньше, ты хотела стать такой же, как он?

Вдруг на лице Поппи промелькнула тень рассудка.

— Я просто не хотела умирать, — сказалаона, — мне было страшно и очень хотелось жить. Если бы врачи могли мнепомочь, я не согласилась бы на это. Но они ничего не могли сделать.

Теперь она сидела на кровати, устремив взгляд вдаль, какесли бы увидела там нечто пугающее.

— Ты не представляешь себе, каково это — знать, чтоскоро умрешь, — прошептала она.

Филиппа обдало холодом. Нет, он не представлял себе того, очем говорила Поппи, но он знал, он мог представить, что будет с ним, если Поппиумрет. Мир без нее станет пустым.

Они долго сидели молча. Наконец Поппи снова откинулась наподушки, под глазами у нее легли синие тени, как будто разговор утомил ее.

— Какое все это имеет значение? — сказала онавдруг бодрым голосом. — Я не собираюсь умирать. Доктора ничего не знают.

«Так вот как она справляется с этим, — подумалФилипп. — Она просто не желает знать о своей болезни, делает вид, что еене существует». Теперь он ясно представлял себе ситуацию и знал, что делать.

— Ну ладно, я пойду, пожалуй, тебе нужноотдохнуть, — сказал он и погладил руку сестры. Рука была очень холодной ихрупкой и напоминала птичью лапку, потому что из-под кожи проступали всекосточки. — Скоро увидимся.

Не говоря никому ни слова, Фил выскользнул из дома. Онвыехал на дорогу и прибавил скорость. Через десять минут он был на месте.Раньше он никогда не бывал у Джеймса дома.

Открывая дверь, Джеймс холодно осведомился:

— Что тебе здесь надо?

— Можно войти? Мне нужно с тобой поговорить.

Джеймс отступил назад, пропуская гостя.